А еще внеплановым развлечением была кинопередвижка
КИНОЗВЕЗДА ИЗ НАС.
Вряд ли, кто сейчас и вспомнит такое слово. А тогда это было наше ВСЁ. В глуши, что за 55 км от Москвы. Раз в неделю приезжал разбитый до не могу «Москвич» «каблучек» (сейчас ни один уважающий себя автомобилист не только бы ключ зажигания в нем не повернул бы , он просто бы за руль не сел) и мы, отдав по 15 копеек с головы, наслаждались индийскими непредсказуемостями или закатывались со смеха от ужимок Луи де Фенеса…
Надо сказать, что среди нас был серьезный кинокритик — Ленка. Она спала и видела себя киноактрисой. И знала об их богемной жизни все.. Во всяком случае, мы верили всему, что она говорила.
А Ленка в словах себя не ограничивала. Изредка даже «матерок» проскальзывал ( на что мы с Андрюшкой даже несколько недоумевающе переглядывались).
Знала она о Богеме действительно многое ( или много фантазировала?) Причем , фантазии – если это действительно были таковыми, в основном сворачивались к койке: кто из знаменитостях с кем переспал….
Странные эти были наши тогда взаимоотношения.
Девчонок мы не воспринимали как девчонок — они были для нас с Андрюшкой, как бы правильнее – бесполыми существами До одного определенного случая. Во всяком случае, для меня.
НА ПЛЯЖЕ
… Андрюшка продолжал плескаться с девчонками, а мне все это уже
15.
надоело. Я вылез на берег и разлегся на Иркином полотенце, подставив свою задницу солнцу. А оно припекало. Я растекался как пластилин под горячими лучами, морило в сон.
— Саш, ты мое полотенце не видел? — вплелся в полусон в полуявь
Иркин голос. Я промычал в ответ что-то нечленораздельное.
— Разлегся он, — снова раздался, ее уже недовольный, голос над головой.
А потом на мое разгоряченное, обласканное солнцем тело посыпался холодный дождь. Ирка, устроившись прямо над спиной, трясла мокрыми после купаниями волосами. И хихикая, при этом очень уж зловредно. Больше всего меня взбесило именно это хихиканье. Мало того, что ощущение еще то, так она и издевается! Какой уж там сон. Я резко перевернулся с живота на спину, чтобы выразиться в ее адрес « по маме». Но тут…. Все слова, которые хотел сказать Ирке, застряли в моем горле
Она стояла передо мной. Солнце било ей прямо в лицо. И не только Повторюсь, это был конец шестидесятых годов. Тогда даже не все взрослые женщины могли позволить себе более менее нормальные купальники. Легкая промышленность выдавала эти женские причиндалы
очень тяжело. На фоне общего дефицита это было дефицитом вдвойне для взрослых. Что уж говорить о подростках.
Ирка в этом смысле не составляла исключение: ее лифчик и трусики были из какой-то очень обычной и очень прозрачной ткани, которая, намокнув, превратилась в «ткань-невидимку».Фактически Ирка стояла передо мной без всего. И я дурел, от того, что впервые увидел девичье тело во всей ее откровенности..
Два холмика, всегда скрытые блузками, футболками, свитерами, предстали во всей их красе. И несколько эти самые холмики при этом, я бы сказал, нахально, чуть подрагивали, разведенные в стороны. Да,… все это, было совсем не так, что рисовалось в моих эротических фантазиях, когда я общался рукой со своим шалуном. Это было прекрасней !
Оказывается грудь у девчонки это не просто два бугорка под одеждой. Это что-то волшебнее, созданное именно для нас, мальчишек. Даже на расстоянии, я как бы осязал эту нежную бархатистую упругость полушарий, которые заканчивались твердыми коричневатыми пуговками в центре небольшой розовой окружности. Ирка была развита не по годам ( это сейчас я так понимаю). И ее налившиеся девичьи груди просто сводили меня с ума…
И совсем уж съехал с катушек, когда скользнул взглядом ниже, туда, где находится у девчонок самое главное. Треугольник. Я бы сказал, междуножный «бермудский треугольник», в котором без следа за века затерялись столько мужских судеб…
ТАМ, ткань намокнувших, и потому прозрачных трусиков, не просто , открыла моему жадному взору, но подчеркнула две аппетитные
16.
апельсиновые дольки, между которых цвел розовый бутон. И все это в окружении легкого темного пушка на лобке. Трусики чуть впились в щель, увиденную мной впервые, между двумя пухлыми губками Иркиной писи, как бы подчеркивая ту тайну, которая для меня еще не была разгадана…
Рассказываю долго. В действительности, прошло меньше минуты. А я тогда почувствовал, как все лицо покрывается краской стыда: ведь Ирка ведь наверняка уже ненавидит меня из-за того, что я не просто так откровенно разглядываю — пожираю взглядом ее самые сокровенные места!
Через силу поднял глаза и остолбенел.
Ирка смотрела на меня. Ну не совсем на меня. Ее взгляд был прикован к тому, что творилось у меня между ног. А там мой игрун жил своей жизнью. Он давно оценил Иркины прелести и так вздыбил трикотаж отечественной промышленности, трусы то есть, что чуть ли не рвал хлопковые нити , пытаясь вырваться на волю. Иркин взгляд был буквально прикован к нему.
И ее молчание, было сравни разве что с Дьюком Ришелье над Потемкинской лестницей в Одессе. И это молчание было красноречивее любого слова. Я
и представить себе не мог, что это может кого-то так и настолько заинтересовать… А тем более девчонку.
И тут случилось ЭТО.
Нет, не подумайте, что я вскочил, схватил ее и потащил в кусты ( хотя, наверное, так и нужно было сделать, будь мы оба старше и имея в этом деле сексуальный опыт). Но ничего такого каждый из нас в своей жизни еще не испытывал. Мы только начинали прикасаться к тому, что называется сексом. Причем, в отличие от сегодняшних дней, тогда практика превалировала над теорией. А в практике мы были не сильны.
«ЭТО» — мы встретились взглядами. Словно шаровая молния пролетела между нами. Секунда, не больше. Но за эту секунду я понял — она хочет меня. И понимает, что я хочу ее. Что мы ХОТИМ друг друга.
Мы не сказали ни слова . Все сказано без слов. Взглядом.
Первой опомнилась от этого сексуального наваждения Ирка. Переменившись в лице, она ни слова не говоря, развернулась и пошла от меня прочь.
Я не сделал ничего, чтобы ее остановить.
— Вы чего, с Иркой поругались? — Андрюшка с Ленкой
выскочили, хохоча на берег и, оценив со своей точки зрения обстановку, попытались уточнить ее у меня. Я буркнул что-то неопределенное и перевернулся на живот. С одной стороны, чтобы не говорить им ничего, а с
другой — чтобы они не видели моего вздернутого драчуна. Будете смеяться, но после того, как его видела Ирка, мне не хотелось,
чтобы его видел кто-то другой. Этакая верность к Ирке, что ли тогда во
мне заговорила. Это могла видеть только она и никто другой. Так я тогда думал…
17.
На чердаке ( в штабе)
В конце августа случилась ерунда.
Андрюшкины то ли родственники, то ли знакомые пригласили его в турпоход по Селигеру, на байдарках. Конечно, он согласился…
Кто б не согласился! Это ж такая романтика! Я его прекрасно понимал, в то же время жутко завидуя…
И вот, в один из днейАндрюшка уехал . А я остался один…
Конечно, были Ирка с Ленкой. Но ведь это же совсем не то! Девчонки они и есть девчонки, что с них взять. И хотя, после той пляжной истории сердце иногда замирало, но мы с Иркой делали вид, что как будто ничего
не было. А отсутствие Андрюшки, вообще для меня эти воспоминания свели на нет…
Был конец августа. На душе лежала тоска. Тут и зачастившие дожди, и осознание того, что скоро снова за парту..
Видео
Рассказы