Абсолютно все данные события реально
происходили в провинциальном городе
в те застойные семидесятые...
Имена, фамилии и погонялы, естественно, изменены.
БРУДЕРШАФТ
- Здорово, Лоб! Чё делашь? - Грубоватый голос Канавы выражал легкую радость от встречи с приятелем.
- Привет. Ничего, пожрал только сейчас.
- Вчера чё не зашёл? Я у Бурды "Арабесок" взял. Кайфово бабы поют - обтащишься!
- Да мать вчера по магазинам потащила, - Антон вздохнул и захлопнул дверь за Канавой, - потом к Кислюне зашел, а вечером у Упыря сидел - музыку слушали.
- Я Кислюню урою, козла!- Канава брезгливо сплюнул в помойное ведро.
- За что?
- Он, сука, классной заложил, что я в субботу с истории и трудов свалил. Мы с Бурдой тогда в кино ходили на Синдбада. Как не пацан, в натуре!
Дома Канавы и Лба стояли рядом, и приятели частенько навещали друг друга. Канава, он же Аркадий Ямской, проживал здесь давно, с самого рождения. Антон, он же Лоб, он же, по документам, Желобков, до этого жил в другом районе, но потом они с матерью и братом перебрались ближе к центру этого небольшого поволжского городка. Новая школа, где стал учиться Антон, гремела своими учениками - здесь собрался весь цвет местной уличной братии, к которому принадлежал и Канава. Последний отличался дерзким поведением, вольнолюбивой страстной натурой и дикими выходками. Рослый и здоровенный для своих двенадцати с небольшим лет, Ямской выглядел на все пятнадцать, а практичный изощренный ум вполне компенсировал эту нехватку в возрасте, в отличие от прочих акселерированных переростков.
Почти каждое скандальное событие в школе было связано с фамилией Ямской. Администрация неоднократно ставила вопрос об отчислении Ямского из школы, но благородные порывы педагогов всегда наталкивались на заверения матери виновника в близком исправлении, подкрепленные звонками дальних родственников из горисполкома. Учителям оставалось лишь дотерпеть до естественного освобождения от одиозной личности по получении ей свидетельства об окончании учебного заведения (в данном случае резонно говорить только о справке).
Желобков же быстро освоился на новом месте благодаря своему характеру и умению находить со всеми общий язык. Он сошелся со многими, а с Канавой - особенно, отчасти оттого, что в школу и из нее ходили одной дорогой. И, хотя Желобков не был шпаной и не обладал такими садистскими наклонностями, как его криминальный друг, физическая сила Антона, его умение постоять за себя и хорошо подвешенный язык иимпонировали Канаве, и у них нашлись общие интересы и увлечения. Оба западали по "диско" и с увлечениями гонялись за новыми записями, правда, у Антона магнитофона не было и он довольствовался тем, что слушал у приятелей. Любили играть в футбол, а в последнее время оба страстно вдарились в шахматы, часами просиживая над доской, как это было ни удивительно. Видимо, здесь брал азарт. Мимолетно начинали интересоваться и женским полом, особенно Канава с его гипертрофированным воображением. Правда, процесс познания отношений между мужчиной и женщиной у них находился на первобытных стадиях развития.
- Ты один, што ли?- Канава как-то таинственно понизил голос, словно собирался сообщить нечто серьезное и важное.
- Один...
Канава вдруг зачем-то расстегнул ширинку, приспустил штаны и гаркнул...
- Ну-с! Подрочим?!
Вниманию слегка оторопевшего Желобкова предстал скукоженный подростковый член. Канава щелкнул его пару раз пальцем. Член, набухая и дёргаясь, стал набирать высоту.
Антон рахохотался. За Канавой уже водились подобные выходки. Например, однажды, сидя за задней партой на уроке ботаники, он вынул из штанов эрегированный член и стал стучать им по внутренней поверхности крышки парты, приговаривая... "Встава-ачка!", а бедная ботаничка никак не могла понять, почему сидящие на задних партах стонут от хохота.
В другой раз он, желая отомстить учительнице алгебры за то, что она со скандалом выгнала его с урока, стащил у нее из сумочки губную помаду и с вдохновением художника-абстракциониста разрисовал себе весь конец, положил помаду обратно, а потом злорадно ухмылялся при виде ярко накрашенных губ учительницы, с легкой истомой вспоминая свои сюрреалистические изыскания.
Аркадий меж тем уселся на стуле поудобней, взял свой разбухший хер рукой и начал быстро-быстро гонять его в кулаке. По-видимому, он намеревался совершить холостой половой акт на полном серьезе. Притихший Антон стал с интересом наблюдать, как дыхание Канавы постепенно учащалось, лицо покраснело от натуги, лоб сделался влажным. Кряхтя и постанывая от причиняемого удовольствия, минуты через три тот вышел на финишную прямую. С остервенением подрыгивая в руке покрасневший, как морковка, мокрый член, Канава склонился корпусом вперед, весь сжался и быстро задергался. Часть брызнувшей спермы предательски полетела на рубашку.
- О-ох...- сладострастно потянулся Канава, откидываясь на спинку стула и тупо улыбаясь. Лоб сидел, не шевелясь. Канава отдыхал с закрытыми глазами., затем шевельнулся, поправляя растрепанную одежду, и выдал в своем репертуаре...
- Ой, блин, вечный кайф. Лоб, в шахматы сыграем?
Видео
Рассказы