Семейная история. Часть 4

таза воды, стали мыться.

Ох, как это было прекрасно, сказала она.

Ты знаешь, я там, как будто видел все со стороны. И тебя и себя, и знал что и как сделать!...

Когда помылись, я пошел одеваться и будить Веру, а Мария удалилась на верх, застилать кровать и одеваться.

Войдя в комнату, я сел на край кровати. Вера спала. Она лежала на боку, ко мне спиной, свернувшись калачиком. Одеяльце на на спине задралось, и в просвет была видна ее спина, обтянутая короткой ночнушкой, задранной до пояса. Плавок не было. Плавный изгиб спины, сверху голубой, покрытый тонкой тканью, от пояса, чуть загорелый, и совершенно белый след от купальных плавок, в котором она загорала. Мягкая, матово «светящаяся», не прикрытая одеялом ягодица, и темные волоски, торчащие между прелестных бедер. Я нагнулся, и приподняв одеяло, стал целовать эту соблазнительницу — попку. Рука скользнула меж бедер, и стала гладить вульву. Вера сонно засопела, и выпрямилась, а я оторвавшись на мгновение от поцелуев, сказал: Соня! Пора вставать, на дворе уже день! Не открывая глаз, она потянулась, а затем опустив руки, обвила ими мою шею и притянула к губам. Губы призывно приоткрылись и мы слились в долгом поцелуе. Оторвавшись от меня и еле отдышавшись, она сказала: Обещай, что ты всегда, так будешь меня будить! Ладно! Вставай давай! Засоня, завтракаем и идем на речку. Сегодня последний день, завтра возвращаемся в город. Она еще раз потянулась и села на край кровати. Я не вольно залюбовался ей. И было от чего! В щель от шторы, падал полоса солнечного света.

Она придала её, немного взлохмаченным волосам, золотистый оттенок. Одна бретелька сорочки сползла на руку, и верх ее приспустился, открывая не большую, но тугую грудку, с острым соском. Вторая просвечивала сквозь прозрачную ткань, освещенная тем же лучом света. Плоский живот, темные кучеряшки волос на лобке, стройные бедра, на которых золотились, в лучах солнышка, не видимые волоски, и по детски круглые коленки, сведенные вместе... Ну прямо Венера Милосская! И тут в мозгу, на гране восприятия я услышал, как утром: один... вход, два... выход, один... вход, два... выход, один... , два... ,... один... , два... Я оторвался от созерцания, стряхивая наваждение. Ладно подъем. Одевайся и завтракать. Идем на пляж!

Глава 3. «Женщины созданы для того, чтобы их любили

Мария уже во всю командовала на кухне. Когда Вера вышла, завтрак был уже на столе. Сметаны нет, сказала Мария, и выразительно посмотрела на меня. Я сварила манную кашу! Мы дружно уселись за стол, уплели кастрюлю каши, Потом пили чай с бутербродами и печеньем. Наконец насытились и стали собираться на пляж. Взяли с собой перекусить, покрывало и полотенца.

Пришли на то же место. Сразу же организовали нудистский пляж. Мои «фурии» разделись, читай сняли свои халатики, так как под ними ни чего не было. Ну и я разоблачился, снял шорты и футболку, предвидя такой поворот, под них ни чего не одевал. День был жарким, и мы сразу полезли купаться. В воде устроили баловство, типа: обнималки, целовалки, прижималки... Когда устали, вылезли на берег греться и загорать.

«Хорошо то как, Вася, да не Вася я — Коля, да все равно хорошо!» Неожиданно вспомнился мне анекдот. Было действительно хорошо. Даже не верилось, что через неделю наступит официальная осень, мы с Верой пойдем в институт, я опять, она впервые. Приятно пахло разогретой землей, к нему примешивался запах реки и теплого леса. На губах сохранился вкус: женских поцелуев и реки.

Теплая река, прекрасные женщины, горячее солнце, меня потянуло на философию. Вкус и запах. Обоняние и осязание. Вот альфа и омега нашего мира. Конечно зрение и слух играют огромную роль в нашей жизни. Но они выступают как инициаторы, первой реакции на раздражитель, а дальше в работу вступают: альфа и омега. И мы без них ни куда. Что толку в красивой фигуре, и ногах, растущих из шеи, когда текстура и запах не соответствуют заявленному! Что приятного в «сиськах», накаченных силиконом, только размер? Подержитесь и погладьте небольшие, упругие груди молодой девушки или приличные по размеру, дородной матроны, они изготовленные самой природой: их мягкость и каменность, податливость и упругость, и даже обвислость соответствует критерию целесообразности и необходимости. Поласкайте тело. Теплая упругость кожи, нежная на ощупь, с капельками влаги после купания! А запах? Да ни какой искусственный запах духов, не сравнится с тем, как пахнет здоровая, чисто вымытая женщина! А не уловимые феромоны, в любых жидкостях, выделяемых телом? Да мы же ощущаем их с времен пра... пра... человек, и даже ранее! Вот и сейчас в теплом воздухе, я улавливал запахи двух моих женщин, так хорошо знакомый и в то же время неизвестный. По отдельности их запах был другой, очень похожий но другой. Он действовал возбуждающе и сулил не вероятные наслаждения!

Первой не выдержала Вера. Она забралась ко мне под бочек и стала «тиранить». «Прихватизировала» мой орган и стала его ласкать. При этом явно желая устроиться по удобнее, уселась промежностью, в пределах досягаемости моего языка, выше груди, почти на шею. В ход пошли руки и язык, и рот, причем с обоих сторон. Когда она стала вылизывать мой член, начиная с головки, я с удовольствием облизывал ее прелести, находящиеся между ногами. Мария то же не отставала, устроившись сбоку от меня она время от времени перенимала у нее эстафету, а то и дублировала. Это здорово когда твой пенис ласкают сразу два языка. Два ловких, в меру обученных и таких мягких, язычка! Пикантность и особую остроту придает то что мы обнаженные занимаемся оральными ласками лежа на пляже, под солнцем. Терпкий запах нагретой травы, бессмысленное, скорее надуманное ожидание, что сейчас кто то выйдет из за кустов, или просто подглядывает за нами... Ух... , хорошо! (Советую попробовать, тем кто осмелится!) Мария лежала на боку, ногами к моему лицу. Я вытянул руку и стал гладить ее бедра, постепенно продвигаясь к промежности. Она перевернулась на живот, пододвинувшись вплотную к моему телу, и развела ноги в стороны, чуть приподняв таз. Моя рука тут же скользнула в образовавшуюся ложбинку и стал гладить ее гениталии. Как обычно она уже текла. (Как я заметил проблем с возбуждением и последующим выделением смазки, у них обеих, не было! Стоило только пару раз провести рукой и... ее хватало для всег) Я сжал ее вульву ладонью.

До меня донесся ее стон и она задрожав, попыталась еще выше поднять попочку. Тем временем я сложил язык трубочкой и введя его в вагину Веры, как можно глубже, стал имитировать движения своего «солдатика», она тоже застонала. Затем застонал уже я. Кто то не сильно прикусил головку члена, одновременно сильно вибрирующим языком стал водить по уздечке. Другой язык ласкал яичко, втянутое во второй рот. А я размазав смазку по попе Марии, и своей руке, ввел один палец в колечко анального отверстия, а второй во влагалище. И стал аккуратно ими двигать вперед и назад. От всех этих ухищрений мы можно сказать устроили «хоровые стоны», и по переменно солировали! С каждым стоном у меня в голове все громче звучало: один... вход, два... выход, один... вход, два... выход, один... , два... , один... , два... Потом я понял — пора! Уложил Веру на спину, и встав на колени у нее между ног, я сначала поцеловал ее в губы, и те и другие, расцеловал груди, и начал водить вставшим органом между ног. Она замирала и тихо постанывала, когда я прикасался к ней. Давай попросила она. В ответ я спросил: Сразу или помучить, «сладкой пыткой»? Да... прошептала она. Я начал постепенно вводить член во влагалище. Чуть на пол головки, и тут же вышел, замер; потом повторил. Было видно, как стекленеют ее глаза от желания. Чуть подождав ввел уже по головку, и снова покинул чрево. Ну давай же! — просит она. Я начинаю медленно повторять предыдущий вход, и вдруг в голове на полную силу зазвучало: один... вход, два... выход, один... вход, два... выход, один... , два... ,... один... , два... И я не раздумывая вошел в нее, но не быстро, а медленно, но до конца. Подождал, чуть и так же медленно вышел. На ее лице отразилось разочарование, которое исчезло при следующем стремительном вхождении.

Один... вход, резко два... выход, вход, выход, вход, выход, вход, выход... один... , два... , один... , два... Ритм, держать ритм, вход, выход, вход, выход... Руки подхватывают разведенные в сторону ноги, поднимают их выше к голове: один... , два... , один... , два... И пусть просвет вагины уменьшился, из за поднятых ног, зато сильнее стали ощущения: вход, выход, вход, выход... Стоны переходят в крик: А-а-а... Ритм, держать ритм... Вот, «под ударами» моего «молодца», не выдерживает тело, оно все извивается от наступившего оргазма, нестерпимого наслаждения. Руки на груди, сжать соски: один... вход, два... выход, Пальцы Веры вцепляются в мою спину, расцарапывая ее в кровь: вход, выход, вход, выход... Вот она задрожала от страсти оргазм, но не последний. Я «долблю» ее и «долблю», без остановок и отдыха. Опять ее трясет, она дрожит от накатывающей страсти оргазма, еще один, и нет им конца. Легкие уже не могут отдавать воздух на крик, беззвучно открытый рот, искаженные оргазмом черты лица, тяжелое дыхание, любовь и ненависть в глазах. За доставляемое наслаждение, за не прекращающееся и не стерпимое, доставляемое наслаждение! Так хорошо, что хочется умереть, хочется еще, но организм уже не может принимать это наслаждение! Один... вход, два... выход, один... вход, два... выход, один... , два... ,... один... , два... А-а-а... это уже кричу я, и кончаю, забыв про все. Просто заливаю ее вагину спермой.

Сил нет. Тихо опускаюсь на Веру. И лежу в нахлынувшем вдруг покое... Она вся дрожит. Даже сейчас по прошествии минуты, я чувствую как сжимается ее лоно, непроизвольно двигаются ног, а руки сжимаю и разжимают кулаки. Скатываюсь на бок, пенис легко покидает «уютное гнездышко». Между ног Веры из вагины, толчками выливается сперма, много спермы. Слышу ругань. Мария спрашивает, зачем я кончил в неё? Похоже вид у меня не ахти. Она посмотрев на меня замолкает. Что сделано, то сделано. Берет бутылку воды и начинает подмывать дочь. Та в прострации, ее это так достало, что она только что сознание не потеряла. Но на искусанных губах улыбка, глаза светятся счастьем. Я и сам на верху блаженства. Я приподнимаюсь на коленях и обнимая их обоих говорю: Как же я вас обеих люблю! Кто бы знал! Тишина, тонкий всхлип, Вера бросается мне на шею, Мария обнимая нас обоих, успокаивающе гладит ее по голове. У нее самой, по лицу, катятся слезы.

Дальше этот день запомнился настолько сумбурно. Как будто я был пьян, в стельку, вдрызг. То мы купаемся. В другой момент занимаемся любовью: вместе и порознь. И вечер, прошедший в кровати. Трое в одной кровати, любящих друг друга!