Нам не дано предугадать

Прошли, пролетели годы, и Саня - кто б мог подумать! - стал настоящим начальником... в областном департаменте строительства он занимает не самое последнее место, и время от времени, бывая наездами дома, я вижу его по телевизору: то он, сыпля цифрами, даёт интервью, то рассказывает, тщательно подбирая слова, об успехах строительства в области, то информирует об объективных трудностях, и никакой он уже не Саня, а называют его исключительно по имени-отчеству... да и как иначе? - прошли, пролетели годы... Не виделись мы лет двадцать... или даже, пожалуй, все двадцать пять - четверть века не виделись и не встречались и вряд ли уже когда-нибудь увидимся: в родном селе, где мы выросли, у Сани никого не осталось - дом его родителей давно продан, самих родителей уже нет на свете, и приезжать ему в родное село и не к кому, и незачем... а мои пути-дороги уже который год пролегают мимо областного центра - я не бываю в городе N, и разве что случай - непредсказуемый господин случай - сведёт нас где-нибудь когда-нибудь еще раз...

Но я, собственно, не об этом - я о странной прихотливости нашей памяти... вот ведь что удивительно и что каждый раз, когда я об этом думаю, меня неизменно озадачивает: то, что когда-то волновало, что изматывало душу, создавало самые разные проблемы и вообще казалось судьбоносным, с годами странным образом блекнет, скукоживается, а то и вообще стирается в памяти - исчезает, выветривается из памяти напрочь, так что уже не помнишь ни имён, ни лиц, ни коллизий, ни переживаний, словно ничего этого не было, а какое-нибудь пустое, ничего не значащее слово, или цвет неба, или чей-то мимолетный взгляд, или запах сирени, или стук дождя на рассвете, или какой-то другой ничем не примечательный и потому такой же малосущественный вздор вдруг всплывёт в памяти невесть из каких глубин, встанет - спустя годы - перед мысленным взором настолько отчетливо и ясно, будто случилось это только что - вот-вот... и ведь что интересно: никогда не знаешь, что именно вспомнится через годы, что останется в памяти годы спустя, и получается... что? - получается, что, проживая жизнь, никогда не знаешь наверняка, что в этой жизни по прошествии лет окажется по-настоящему важным... и я, когда думаю об этом, каждый раз - снова и снова - думаю одно и то же: нам не дано предугадать...

А ведь и правда: не дано... Этой зимой я снова был дома - и снова так получилось, что в "ящике" - по телевизору - я снова увидел Саню: он опять о чём-то говорил, тщательно подбирая слова, а я, слушая, но не слыша, опять - в который раз! - думал о странной прихотливости нашей памяти... то есть, памяти моей - моей собственной; вспоминает ли обо мне Саня, и если он вспоминает, то что именно, мне неведомо, - откуда мне это знать...

Впервые мы трахнулись осенью, когда я учился в девятом классе, а он - в десятом, и сразу сделали это "по полной программе": по соседству с моим домом была свадьба - весёлая, многолюдная, нас на той свадьбе не было и быть не могло, но каким-то образом нам со свадебного стола перепала бутылка вина, которую мы с Саней тут же, петушась друг перед другом, выпили, а выпив, вмиг опьянели - "окосели" - и Саня вдруг как-то легко, дурашливо полез ко мне, показывая, что будет делать ночью жених с невестой, и я почему-то не стал его отталкивать... более того, я не стал вырываться из рук его даже тогда, когда ладонь его плавно заскользила у меня между ног, - брюки у нас у обоих топорщились - стояли колом, и уже через минуту, или даже меньше, мы жадно сосались в губы, чувствуя стремительно нарастающее желание... всё это произошло спонтанно, и дальше всё было так же спонтанно: возбуждённые, мы какое-то время молча, с сопением лапали друг друга, жадно тискали, через брюки гладили один у другого задницы, ощущая ладонями возбуждающе упругую мякоть сжимающихся половинок, - какое-то время, стоя в темноте, мы сладострастно, с силой тёрлись друг о друга стояками, поочерёдно впиваясь друг другу в губы - целуя друг друга взасос... потом расстегнули друг другу брюки - члены у обоих, полыхая жаром от небывалого возбуждения, несгибаемо стояли, и уже сильно-сильно хотелось...

- Пойдём ко мне... - прошептал Саня, сжимая в горячем кулаке мой клейко залупившийся твёрдый член.

- Зачем? - отозвался я, ещё до конца не веря, что мы оба способны двинуться дальше и что всё у нас сейчас может быть по-настоящему.

- Выебу тебя, - тут же последовал ответ, и снова я не удивился, не испугался и не возмутился...

В бане, не зажигая света, мы опять целовались, одновременно тиская друг у друга торчащие из расстёгнутых штанов напряженные члены, потом друг у друга сосали, поочерёдно садясь один перед другим на скамейку, и не было в этом ничего странного или стыдного... может быть, потому, что в бане было темно? Наслаждение нарастало с каждым мгновением - оно уже распирало нас, делаясь невыносимым, и Саня, стягивая с меня брюки, стал молча поворачивать меня задом... брюки мои съехали вниз - гармошкой легли на туфли, и хотя я никогда этого не делал, я сразу понял, для чего он меня поворачивает - что он хочет... но здесь я неожиданно воспротивился:

- Я тебя первый... - горячо, нетерпеливо прошептал я, в темноте вырываясь из его рук.

И Саня не стал возражать: повернувшись задом ко мне, он сам с себя сдёрнул, приспустил брюки и, наклонившись, сам раздвинул ладонями свои ягодицы... Я совершенно не помню, что было на другой день: как мы встретились, о чём говорили, как себя чувствовали, и главное – кем себя ощущали, трахнув друг друга в зад, или, как у нас говорили, "в очко"... было ли мне стыдно - потом, на другой день? что думал я - на другой день - обо всём этом? что думал о себе и о Сане? переживал я или радовался? - ничего этого сейчас я уже не помню; да и то сказать: прошло столько лет... Второй раз это случилось через месяц или даже больше – через полтора, потому что было это днём и я хорошо помню, что за окном шел снег: было это сразу после школы - у Сани дома, мой портфель стоял у двери, одежда наша валялась по всей комнате, и мы оба были уже совсем голые - оба были возбуждены, залупившиеся наши члены багрово пылали, но я не давался - я отбивался и вырывался, словно я всего этого не хотел, и мы, шумно сопя, боролись на паласе, Саня, меня уговаривая, шептал:

- Давай! Давай!

Я ему "не давал", а за окном в это время кружился в воздухе белый пушистый снег... и еще я помню, что было больно: Саня, приоткрыв рот - глядя мне в глаза, ритмично двигал бёдрами, до основания вгоняя член в моё пацанячее "влагалище", а я, уже "отстрелявшийся" - уже его трахнувший, лежал под ним с поднятыми вверх ногами и, кусая губы, чувствовал, как от боли и напряжения на лбу у меня выступают крупные капли пота... так это было у нас во второй раз. А потом мы трахались хотя и не очень часто, но достаточно регулярно, и делали это до самой армии... но теперь, спустя годы, когда я бываю дома - когда вижу Саню по телевизору, вспоминается мне не первый наш раз, и не второй, и не другие разы, когда мы, юные, с наслаждением, с упоением скользя членами в туго обжимающих, жаром опаляющих норках, поочерёдно натягивали один одного то дома у меня, то дома у него, каждый раз делая это "по полной программе", а вспоминается мне совсем другое...

Вспоминается мне - со всей отчетливостью, словно было это вчера - знойный летний день... и даже не день, а утро - позднее июльское утро: мы сидим на скамейке - на лавочке - в тени старого абрикосового дерева, на небе ни облачка, и хотя длинный, бесконечно длинный летний день только-только начинается, солнце уже припекает вовсю, и даже в тени чувствуется, как воздух медленно наполняется звенящимзноем...

- Пойдём! - в который раз повторяет Саня, и в голосе его звучит нетерпение.

- Зачем? - отзываюсь я; по голосу Сани я чувствую, что терпение его на исходе, а это значит, что вот-вот он начнёт говорить открытым текстом...

- Ну, зачем... будто сам ты не знаешь! - Саня локтём толкает меня в бок.

- Я? Не знаю... откуда мне знать? - я пожимаю плечами, всем своим видом показывая, что "я - не я, и хата - не моя".

- Всё ты знаешь... пойдём! - последнее слово Саня проговаривает с напором, одновременно наваливаясь на меня плечом. - Ну, Влад...

- Ну, я...

- Головка от хуя! Пойдём... - Саня с силой давит своим плечом на моё, тем самым демонстрируя мне своё желание.

- Нет, ты скажи... ты скажи сначала, зачем... - я со смехом отталкиваю Саню от себя, но он не уступает мне, и какое-то время мы молча боремся плечами: кто кого...

- Чего ты... чего ты ломаешься? Целка, что ли? Пойдём, бля... по разику...

- По разику - что? - не сдаюсь я.

- То! Вставай, бля... пойдём!

Собственно, так, или почти так, у нас происходит каждый раз - с этого всё начинается... и этот раз не исключение: уже полчаса, сидя на скамейке, Саня уговаривает меня идти к нему, а я отнекиваюсь - делаю вид, что не хочу, и Саня, то и дело толкая меня локтём в бок, с завидной настойчивостью снова и снова повторяет своё "пойдём!", - ему хочется... ему очень хочется, а я...