Мои отец и мать были совершенно разными людьми. Батя – 45-летний пролетарий, успевший, как он сам говорил, «по щегляне подсесть на тюрьму». Теперь он был солидным человеком: имел собственную автомастерскую. Матери в тот год исполнилось 36, она преподавала историю в старших классах лицея. Я был подростком, глупышом, но и то не мог понять, как моему сермяжному, от сохи бате удалось соблазнить и сосватать молоденькую утонченную учителку. Секрет оказался прост, о том и рассказ.
Батя – грубиян и балагур – имел одну нешуточную страсть. Обожал рыбалку. Процесс сам по себе с сидением с удочкой над водой и кормлением комаров собственной кровушкой и результат – хороший улов, чем больше, тем лучше. Поэтому он терпеть не мог совместные поездки с мужиками на озеро. Говорил, что там одна пьянь собирается: ни рыба их не интересует, ни красоты природы. А мой батя был хоть сермяжный, но эстет. К тому же в рот не брал ни капли. Редкий случай пролетария-трезвенника.
Короче, отдуваться приходилось нам с маманей. Отцу одному на озере было скучно. Он таскал с собой нас. Учил меня, с какой стороны надо браться за удочку, и сокрушался, видя мое полное равнодушие. Но и мы с мамой имели от этих поездок свой маленький цимес. Мамка собирала грибы, чтоб засолить на зиму, я до одури барахтался в чистой теплой воде заповедного озера. Та самая судьбоносная поездка пришлась на середину августа. Жара стояла удушающая, и против поездки в прохладный лес на озеро никто не возражал. С утреца загрузили в обширный багажник батиного джипа вещички и уже через три часа были на месте. Выгрузили припасы на полянке. Мать стала организовывать лагерь, а мы с батей принялись за установку палатки.
- Облом, пацан! – воскликнул отец, едва вытащив туго свернутый рулон из чехла. Я удивленно на него уставился.
Он чесал затылок, уставившись на зеленое полотно платки. Коренастый, мускулистый, с ног до головы заросший черными жесткими волосами – батя был похож на неандертальца. О них мне мамка рассказывала – увлекалась доисторическим периодом.
- Что такое, пап?
- Палатки перепутал – взял двухместную вместо трехместной. То-то думаю цвет чехла не тот…
Батя в своих драных рабочих джинсах и жилетке на голое тело был совершенно первобытным. Я невольно засмеялся, а батя легкомысленно заухмылялся. Потом повернулся к матери.
- Люд, ну че думаешь? Поместимся в двухместной или в город за другой смотаться?
Мама села на корточки и, уперев кулаки в полные, обтянутые тканью шорт бедра, задумалась всего на пару секунд. Только рукой махнула.
- Конечно, поместимся. Ты на Женьку посмотри – кожа да кости. Совсем ребенок не питается! Он и места почти не займет! Сколько раз тебе говорила…
- Люся, не сейчас! – отмахнулся отец.
Мамка вернулась к своим кастрюлям, а мы расчистили место и собрали палатку буквально за 10 минут. Потом отправились на озеро. Батя искал места для лова, я купался, а мамка собирала цветы для гербария.
Найдя место, отец приготовился к вечернему клеву и отогнал нас подальше, чтоб рыбу не распугали.
Я опять полез в горячую приятную воду, а мама, раздевшись до красивого купальника-бикини, стала загорать на разложенном покрывале. Я невольно залюбовался ее прекрасной точеной фигуркой, плескаясь у самого берега. Было удивительно, как ее тонкая талия переходит в пышную попу, а та в свою очередь в широкие тяжелые бедра, суживающиеся к круглым коленкам и тонким изящным икрам. Ее ступни были небольшие и аккуратные, как у девочки. Обводы маминого тела были под стать шикарному спорткару.
Потом я вышел из воды и уселся на покрывале у самых маминых изящных ступней. Она лежала, подняв колени, половину ее милого лица скрывали широкие солнцезащитные очки. Толстые мамины ляжки разделяла только узенькая голубая полоска бикини. Сухая эластичная ткань обтягивала ее выдающийся бугорок Венеры. Меня поливал солнечный жар, кожа покрылась мурашками. В голове словно бухал тяжелый колокол.
Вдруг мамка приподнялась и, опираясь на локти, огляделась кругом.
- Вроде нет никого, - задумчиво сказала она. Действительно в пределах видимости мы были одни. Где-то далеко слышалась глухая брань отца. Он ругался с комарами и слепнями, мешавшими ему сосредоточенно пялиться на воду. – Ты не против, если я позагораю топлес? – спросила мама.
- Как? – я будто каркнул. В горле у меня совсем пересохло.
- Без купальника. Пока нет никого. А то на теле останутся некрасивые белые пятна.
- Конечно…
Мама завела руки назад и расстегнула лифчик бикини, освобождая свою пышную большую грудь. От смущения я так быстро отвернулся, что в шее что-то хрустнуло. У меня заломило в скулах от стыда, но больше всего на свете я хотел бы, не отрываясь, пялиться на мамкины сиси, на ее темные соски и розовые ореолы, которые успел мельком заметить. Мама весело засмеялась.
- Ты что, моей груди застеснялся? Не надо этого, - она мягко взяла меня за подбородок и опять повернула мою голову. Я невольно тут же уставился на грудь, вздымающуюся от глубокого и ровного дыхания мамы. Какая же она была белая и красивая, с голубыми ветвистыми прожилками венок.
- Природа специально создала женскую грудь, чтоб мужчин завораживать, чтоб детки рождались, - авторитетно заявила мама своим строгим учительским тоном, - если бы она не понравилась папе, то и тебя бы не было. Ты должен быть ей благодарен, я ею тебя выкормила.
- Я… я… благодарен, - пробормотал я, пялясь на сиси во все глаза. Из-за очков было непонятно, куда смотрит мама. Я чувствовал, как наливается кровью мой член, как он натягивает ткань черных купальных трусов.
Видео
Рассказы