Личная помощница

- Горжиевски, давай я тебя выебу.

Я откладываю документы в сторону и устало тру глаза. Девять вечера, в конторе уже давно никого нет. Моя личная помощница и секретарь Александра Горжиевски сидит за соседним столом. На ее лице вспыхивает небольшой румянец, она ничего не отвечает, только чуть отворачивается в сторону, к окну.

- Ну, нельзя, нельзя делать такие ошибки. Ты скоро от смысловых скатишься к грамматическим. Горжиевски, ничего личного, тебе нужно встряхнуться и разгрузить мозги.

Где-то год назад Александра сделала большую и грубую ошибку. Я был очень усталым, взвинченным, немного пьяным и вместо обычного, корректного замечания предложил радикальный способ поставить ее мозги на место. Выебать прямо на ее рабочем месте, поскольку случай клинический, а обычные замечания не действуют. К моему удивлению, она не возмутилась и не уволилась. Девушка удвоила старания и только краснела, когда я делал очередное замечание, как будто что-то вспоминала. А я был доволен, экий воспитательный эффект и всего лишь одной фразой. А теперь я опять сорвался.

- Это не ошибка, Шеф, я просто не знаю что делать, идей нет. Наверное, действительно нужно как-то…. Она замолчала, и после паузы продолжила — просто сделать и больше не думать про это.

Девушка встала со стула и отошла от стола. Я видел, что последние часы работы не прошли для нее даром. Тело двигалось скованно, наверное, как и у меня затекло и онемело. Разминая на ходу шею и плечи, девушка пошла в туалетную комнату. Цокали высокие каблучки по паркету, покачивалась аппетитная попа обтянутая безупречной юбкой, черные строгие колготки, белая тонкая блузка, под которой просвечивал ободок бюстгальтера.

Я тоже встал, несколько раз взмахнул руками, разминаясь. Подошел к окну. Восемнадцатый этаж, темный зимний вечер, улица, заполненная вечерним потоком машин. Действительно, в голову уже ничего не лезет кроме глупых и пошлых фраз. Сел на диван, откинул голову на спинку, закрыл глаза.

Опять стук каблучков, шум передвигаемого офисного кресла.

Я открыл глаза и сказать, что удивился, было бы неправильно. Увесистый такой кусочек чистейшего шока влетел в мою голову и выбил все сознательные мысли.

Александра сидела в кресле напротив меня, на самом его краю, плотно сдвинув ноги. Юбка была поднята по самое-самое некуда. Наверное, она подняла ее до пояса, села задницей на кресло, а дальше как получилось. А получилось заманчиво, еще сантиметров пять и будет видно откуда ноги растут, подумал я. Колготок не было и круглые колени блестели отражением яркого офисного освещения, включенного на всю катушку. Бюстгальтер исчез, три верхние пуговицы блузки были расстегнуты. Два таких приличных холмика третьего размера хорошо видны. Соски просвечивали и натягивали ткань.

- Только это, Шеф, туда сегодня не буду, я не готовилась, поэтому…. Она сбилась с мысли, опустила голову и замолчала. Лицо полыхало румянцем, глаза блестели, руки вцепились в подлокотники кресла, косточки кистей побелели от напряжения.

- Хм. Я прочистил пересохшее горло, первое слово у меня просто не получилось произнести.

- Хорошо, как скажешь, можешь рулить и действовать.

Перевел взгляд на свой пах, там что-то начинало увеличиваться и шевелится. Потом опять взглянул на Александру.

- Давай, Горжиевски, приступай.

Александра смотрела на меня с каким-то отчаянием. Костяшки рук стали совсем белыми. Поручни поскрипывали и были готовы оторваться. Мы не отводили глаз друг от друга, пауза тянулась и тянулась.

И тогда я очень-очень мягко и негромко сказал:

- Давай, Сашенька, сделай это. За пять лет нашей совместной работы я впервые так ее назвал.

Теперь уже Сашенька, на последних крохах храбрости, закусила нижнюю губку, оторвала руки от кресла и одним движением опустилась передо мной на корточки. Тонкая женская кисть коснулась ширинки, потом потянулась к ремню. Одной рукой совсем не получалось, пришлось помогать другой. Дело шло с трудом, я не помогал и думал, что есть на свете справедливость. В юности с застежками бюстгальтеров намучился, теперь наступил мой черед смотреть на страдания других.

Уважаю Горжиевски, хороший работник хорош во всем, за что ни возьмется. Никакой торопливости и нервозности не было выявлено в этом, несомненно, трудном и непривлекательном деле. Ремень был ослаблен и расстегнут, молния брюк опущена, края ширинки разведены в сторону, рубашка расстегнута и поднята, пуговицы на трусах аккуратно расстегнуты. Мой член был освобожден из тесного плена ласковой и заботливой женской рукой.

- Ого, Шеф, он у вас огромный.

- Ничего выдающегося, Горжиевски, средний, обычный хуй. Не жаловаться же ей, что примерно в каждую десятую мою женщину он просто не помещается, а большинству остальных больно. Приходится быть осторожным и аккуратным, постепенно растягивая женщину под свой размер.

Александра еще раз взглянула в мои глаза, вздохнула, опустила голову и взяла в рот. Сосала она добросовестно, не глубоко, как леденец. Обширной практики и опытных наставников в ее жизни явно не было. Минут через пять добросовестных усилий она освободила рот, с корточек плюхнулась на попу.

- Я больше не могу, рот устал и ноги затекли.

- Хорошо, я помогу, только все проглотишь. Встань на колени.