Великий Минт и двухсеки

Слава Великого Минта гремела по всем звездным системам и ассоциациям Галактики и даже проникла в Метагалактику. Не было преступления, которое не было бы раскрыто, если за него брался Великий Минт. Корсары угольных галактических мешков и похитители планет, мошенники, специализирующиеся на торговле голографическими фантомами и звездные террористы, со злым умыслом превращающие нормальные "хорошие" звезды в "новые" и "сверхновые", растлители цивилизаций, авантюристы и проходимцы всех галактических мастей - всех и приводило в трепет одно это имя.

И его вид внушал страх и почтение у любого разумника. Сила его кулаков была столь велика, что одним ударом он прибывал противометеоритный экран звездолета. Гром его голоса перекрывал грохот эпицентрического вихря на Венере. Его черепная коробка вмещала столько бит криминальной информации, которых не могли бы вместить все ЭВМ Галактики. Раскрытые им дела вошли во все учебники криминалистики, на их основе были поставлены десятки, если не сотни теле- и голографических сериалов. Таков был главный герой нашей истории.

А в одной из отдаленных ветвей галактической спирали жили двухсеки. Планета их так и называлась - планетой Двухсеков. Это была заурядная планета, в списке Жебера стояла она где-то на пятидесятитысячном месте. Единственной ее достопримечательностью было то, что жители ее могли по собственному желанию менять пол. Росла у них на болотах М-трава и Ж-трава. Стоило пожевать соответствующую травку, и двухсек приобретал соответствующий пол. Но ведь чего нет на просторах Галактики. Я знаю планету, где детей приносят не аисты, где они вырастают не в капусте, а их носят в собственном чреве некоторые из жителей этой планеты. Я могу поклясться, что лично видел планету, был на ней и не мог придти в себя от изумления во все время пребывания, где разумные существа движутся не на шести ногах, что, как доказал знаменитый академик Артоболевский, дает наиболее устойчивый тип передвижения, а всего на... двух, что полностью противоречит теореме Антоискана о невозможности перемещения при числе поверхностей менее трех. Да что все это? Да знаете ли вы, что есть планеты, где разумники поедают своих меньших братьев - теплокровных животных, которые бегают по степи, прыгают по веткам, носятся по горам. Так что вряд ли кого может особенно удивить свойство двухсеков менять свой пол. Вот почему была эта планета захудалой планетой на окраине Галактики, куда не добирались ни туристы, ни ученые, ни разумнологи. И было это так, пока не свела судьба двухсеков с Великим Минтом, после чего прогремела эта планета на всю Галактику и даже Метагалактику, ибо здесь впервые Великий Минт потерпел ужаснейшее поражение. И об этом удивительном происшествии я и хочу вам сейчас рассказать. Так что присаживайтесь поближе, настраивайте свои слуховые аппараты, кому прописал их врач, а я приступаю к своему рассказу.

Жили двухсеки тихо и мирно. Никому не мешали, ни от кого ничего не желали. Рожались, умирали, детей по капустным грядкам собирали. И вдруг - то ли пятна какие по двухсековому солнцу пошли, то ли туман-дурман на планету напал, но стали вдруг двухсеки баловаться. Появились у них стиляги и хулиганы, перестали слушаться подкапустные найденыши своих родителей, стали баловаться громкой музыкой и наркотиками, воровство появилось, что вообще неизвестно было в их истории, которой, впрочем-то и не было, лишь после этой "истории" она у них появилась, явились всякие карманники и домушники, а однажды уже дело дошло до того, что и вообще немыслимым и невероятным казалось - один двухсек убил другого, правда, за что - не знаю.

Тут уж старцы-руководители двухсечные забеспокоились. Что же это происходит? Этак дело, глядишь, и до двухсекоедства сможет дойти или до военных всяких действий. Очень сильно отцы-двухсеки забеспокоились. И стали "меры" принимать. И по-хорошему, и по-плохому. И уговорами, и щелчком по лбу, и пальцем грозили, в угол ставили нехороших - ничего не помогает. Балуются двухсеки, особенно молодые найденыши, и хоть бы что им все эти меры. И собрались отцы на совет. Долго его держали. Планета двухсеков раз перевернулась, два, три - а отцы и не смогли придумать что-нибудь путное, как эту заразу преступную искоренить. Наконец, когда уж на четвертый переворот пошла планета, самый молодой из отцов, только недавно в Совет принятый и потому от смущенья перед таким почетом и таким высоким собранием все молчал, но в молодости был он любознателен и любил смотреть всякие теле- и голофильмы, и предложил:

- Давайте позовем Великого Минта. Правда, гонорар у него большой, да ведь недавно мы гору алмазную открыли в местности Макусит, а он, говорят, алмазы любит. И уж если он с пиратами из туманности Кошмаров, с самим звездоедом Гутагусом и со многими другими и ужасными справился, то уж с нашими капустоподкидышами тем более справится.

Так он сказал и умолк. И все умолкли. Соображали. Еще пол переворота посоображали, а затем сказали все враз "Зер гут", что на языке двухсеков, вам ведь я рассказываю на человечьем языке, означает: "Очень хорошо" или "Отлично придумано, брат-двухсек".

И послали они комиссию к Великому Минту. Долго ездила комиссия. Все никак не могли найти Великого Минта среди планет, звезд, спиралей и ассоциаций. Только прослышали, что Великий Минт выехал на планету Ипсилон расследовать дело о краже купальника Великой и Необычайной Королевы Всех Ипсилонических Океанов, приезжают туда, а им навстречу вылезает из-под воды голова и говорит, что улетел уже Великий Минт на сверхкаракачьем звездолете в неизвестном направлении. И так они долго плутали, блуждали и спотыкались на пыльных тропинках далеких планет, пока не застигли его прямо средь космической бездны в туманности Пергаментных Свитков, где у него отказал звездолет, и дрейфовал он по вращению спирали, голосуя попутным космашинам. Подобрали они его и там уже, пока летели на своем двухсечном звездолете, вызывавшем насмешки всех жителей Галактики, так как развивал от силы половину двухсечной скорости света, который у них-то и так движется очень медленно, уговорили его лаской и посулой половины алмазной горы приехать к ним в Двухсекию и спасти их планету от полного хаоса и преступной анархии.

Еще прождали двухсеки - долго ли коротко ли - тут уж дело зависит, у кого как время катится, им же показалось долго, так как преступления участились еще больше, преступники размножились, музыка за это время стала еще громче звучать - и, наконец, явился Великий Минт собственной персоной и со штатом своих сотрудников и журналистов, которые должны были ему помогать, а его доблести и подвиги фиксировать на все виды носителей информации и описывать в красивых балладах. Встречали его очень торжественно, а отцы-двухсеки от радости даже расплакались, так как почувствовали они, что должны теперь кончиться все их беды и страхи. И выставили праздничный стол, который опоясал всю Двухсекию по экватору два раза.

И приступил Великий Минт к своей великой работе.

Создал он прежде всего полицию. И нарядил ее в красивую форму. Приказал он построить тюрьму, на окна навесить решетки. Камеры приказал он сделать четыре метра на шесть метров и в каждую поместить пять двухэтажных нар, чтоб можно было десять существ в нее засунуть и держать день и ночь. А двери в камерах приказал сделать на железных толстых петлях, чтобы пятки отшибались, а ей хоть бы что. А в двери сделать два отверстия. Одно квадратное, через которое можно было подавать пищу и воду, а другое круглое, как глазок, чтоб можно было подсматривать за узниками. А сложить тюрьму приказал из самых крепких кирпичей, какие только двухсеки умели делать, а еще обнести ее забором таким высоким, чтоб никто не перескочить, ни перелезтьне мог. А поверх еще колючую проволоку, а по ней ток распорядился пустить, а поверх проволоки и тока установить автоматические рогатки, которые бы сами стреляли по тревоге, а вокруг тюрьмы полосу приказал распахать, а по ней собак и солдат с оружием пустить, а за полосой проволоку спиральную приказал набросать, чтоб в ней любой запутаться мог, а за проволокой стекла битого накидать велел.

А кроме тюрьмы приказал он создать еще зоны. И разделить их на зоны общего, усиленного, строгого, специального, особого, отягощенного, тяжелого и невыносимого режимов, и для всех их под его руководством коллективом специалистов были разработаны нормы всякие - пищи, воды, передач, свиданий, сна, сновидений, прогулок, писем, воздуха и всего иного, без чего двухсек жить не может, а без чего может всего приказал лишать. А внутри зон еще всякие карцеры, буры, подземелья, шизо и пеналы создать. А еще приказал создать зоны для мужчин и для женщин, для детей от четырнадцати и стариков от семидесяти, для алкоголиков, наркоманов, беспаспортных, безработных, непочтительных к родителям и прочих всяких нехороших.

В общем, работал Великий Минт со своим штабом, который был как целый научный институт с профессорами и даже доцентами, целых несколько месяцев, пока все обдумали, обо всем распорядились, все предусмотрели, ничего не забыли. А потом развернулось в Двухсекии великое строительство, в котором приняли участие все двухсеки под страхом жестокого телесного наказания, а для школьников и детсадничков воскресники, субботники, пятничники, четверги в праздничной атмосфере устраивались.

И вот все было готово для решительного наступления на всяких хулиганов и преступников. В центре столицы двухсеков возвышалось стройное здание тюрьмы, сверкающее новенькими решетками на окнах, отражающее свет в многочисленных витках колючей проволоки, распространяющее аромат свежей кладки тюремных стен на весь город.

И наступление началось. Начали хватать всех хулиганов, воров, карманных и квартирных, всех наркоманов и любителей громкой музыки обоего пола и заточать в тюремные камеры, пола "М" - в муж-камеры, пола "Ж" - в жен-камеры, а у дверей поставили минтов-дубаков, чтоб никто не вышел, никто не убежал, никому ничего не передавал и вообще, ни о чем не думал.

Наполнил Великий Минт тюрьму элементами и решил, что, считай, все, что нужно, сделано, преступники в тюрьме и режиме, а вся остальная окрестность чиста. А посидят эти элементы в режиме и тюрьме иль еще какой зоне, слезы попроливают на свою горькую участь, раскаются, осознают, перевоспитаются и станут уже не "элементами", а сознательными и чуткими к приказам начальников и поучениям отцов-ветеранов гражданами Двухсекии, и о преступлениях и громкой музыке и думать забудут.

И вот решил однажды сам Великий Минт посетить тюрьму и лично проверить, как там все хорошо и стройно происходит в смысле заботливого перевоспитания. И действительно. Сердце его наполнилось радостью и гордостью, как он пришел. Все было так гармонично и разумно. Двухсеки-преступники - в камерах, минты и минтята - за камерами. В тюрьме почти тишина, разве что из камер жужжание легкое истекает, наверное, от слез рыданий и раскаяния, решил Минт. До самого вечера иль до поздней ночи просидел он в тюремных кабинетах, все проверяя, все инструктируя, обо всем заботу и предусмотрительность являя, а когда ночью вновь вышел в тюремный коридор, то остановился, пораженно удивленный, либо удивленно пораженный, а может все разом. Из всех камер смех, веселье, песни раздаются, будто не в камеры страданий посажены все эти элементы, а в камеры смеха, увеселений и всяческих забав. Пришел он в себя от громопораженности, глянул в один глазок - и ужасную картину видит. Сидят М-элементы и Ж-элементы на нарах в самых непредвиденных и веселых позах, чай тюремный попивают, целуются и вообще, существованием наслаждаются. Глянул в другой глазок - то же самое. По все глазкам пробежал и под конец развернулся, да как стал кричать.

- Кто смел нарушить мою инструкцию и заповедь 723-ю "Уложения о суровых наказаниях" и разместить М-ников и Ж-шничек вместе? Срочно перебрать, перетасовать, переставить, перетащить и вообще, привести в порядок.

И ушел в страшно расстроенном сердце. А утром доложил ему, что все сделано в наилучшем виде, и все элементы проверены на М- и Ж-принадлежность по всем без исключения признакам и отделены друг от друга железными решетками и камерными стенами из наилучшего тюремного кирпича.

На следующую ночь решил вновь Великий Минт проверить, как в страданиях влачат существование двухсеки-элементы. Но еще при подходе к тюрьме услышал он шум, как будто на карнавале Рио-де-Жанейро на непутевой планете по имени Земля. Вне себя и весь горя всеми киловаттами злобы вбежал Минт в тюрьму и бросился к глазкам. И, о, боже, или, о, ужас, его глазам предстали картины веселых вакханалий и всяческих соблазнительных сладострастий между секами обоего пола, сплетавшимися по пространствам и объемам камер.

Пришел он в такой гнев и так стал вопить, что, наверное, звездные пираты в окрестности ста парсеков поспешили подальше убраться в страхе.

- П-а-чему?! Кто смел?! Немедленно! Разгоню! Я! Я! Я!

Долго никто из минтов и минтиков не смел и слова сказать в оправдание. Наконец, когда пауза между воплями стала достаточно длящейся, выступил старший из минтов и, заикаясь, сказал, что все было сделано в лучшем виде, что он самолично проверял содержимое камер по самым наидостовернейшим М- и Ж-признакам и...

- Так почему же, черт разрази Галактику, они опять перемешались?

- О, хер, - сказал старший из минтов, - они проносят в тюрьму М- и Ж-траву и меняют пол.