В тихом омуте Светлофлотска

I

Я не высокая, во мне всего сто семьдесят сантиметров, но, как выража-ется Светка, - и мне не хочется ей возражать, - в мои семьдесят (понятно - без ног) сантиметров "вместилось столько прелестей, что и половины хватило бы на покорение полмира мужчин". О ногах разговор особый и приятный, наде-юсь, не только для меня, но и для той половины мужчин, о которой говорит Светка. Мои ноги - не только средство передвижения, но и предмет моей гор-дости. Их истоки, конечно же, не в окрестности ушей, как это часто приходится слышать от людей, склонных к гиперболам, а там, где и положено им быть, и стекают они мягкими, плавными изгибами, будто постепенно испаряясь по длинному пути к земле. Венчает это чудо природы (да не упрекнут меня муж-чины в нескромности, ведь я знаю, о чем говорю!) изящная стопа тридцать восьмого размера с тонкими длинными пальчиками, уложенными аккуратным рядком.

Вот так увлечешься, и будешь рассказывать о дивных пальчиках с розо-выми полированными ноготками, а на все остальное не останется времени. Впрочем, времени у меня достаточно, хотя я никогда не спешу: спешить особо некуда. До работы, где мы со Светкой в качестве программисток пытаемся реа-лизовать свое право на труд, я дохожу за пятнадцать минут. И дома меня никто не ждет. Хоть я и замужем уже четвертый год, едва ли половину этого времени мой любимый муж был на берегу. Такая уж у него работа: одни "учат самолеты летать", другие - ледоколы льды колоть. Я как-то привыкла все сама делать. Даже перевозить вещи из общежития, где я жила после института, в дом, остав-ленный родителями моему Алексею и его младшему брату, пришлось самой. Алексея тогда прямо от свадебного стола, как графа Монте-Кристо, оторвали и послали вызволять какое-то судно "из ледового плена", как потом писали мест-ные газеты. Так вот и живем мы с Виктором в старом родительском доме в со-стоянии ожидания. Я жду мужа, а он - брата. Сначала я и вовсе была одна, Виктор вернулся из Армии полгода назад.

Вдвоем, конечно легче жить и ждать. Как они похожи!.. Глядя на Викто-ра, я всегда вспоминаю Алексея. Я заметила, что Виктор тоже, будто в задум-чивости, часто останавливает на мне свой взгляд, и поначалу полагала, что и он в этот момент вспоминает кого-то, но позже некоторые наблюдения позво-лили мне сделать иные выводы. О, это были мелочи: не до конца задвинутый ящик шкафа, где аккуратной стопкой было сложено мое нижнее белье, невесть куда запропастившийся чулок притом, что я никогда не была растеряшей, сдвинутое с места кресло в моей комнате. Ясно, что в мое отсутствие он посе-щал мой уголок. Не нужно быть очень проницательной, чтобы догадаться, с ка-кой целью он разглядывал мое нижнее белье.

Тогда я и стала задумываться о его месте в моей жизни. Тоскливо как-то живем, однообразно.

"Можно же чем-то скрасить свое одиночество? - вопрошала я себя. - Должен же быть способ пощекотать себе нервы, развлечься, никак не оскорбляя мою любовь к мужу. Ведь не отворачиваюсь же я от экрана телевизора, когда вижу откровенные сцены, а напротив, так увлекаюсь, что начинаю представ-лять себя на месте какой-то из героинь. А мечты, и даже некоторые действия, которым я предаюсь, лежа в неразделенной ни с кем постели?.. И я вовсе не считаю это изменой: так - мелкие шалости, издержки долгого одиночества. По-чему бы в отсутствие мужа не воспользоваться мелкими услугами его брата, которые он, безусловно, с восторгом окажет? В конце концов, глупо ставить высокие чувства в зависимость от конструкции вибратора:".

Я стала украдкой наблюдать за Виктором, и очень скоро обнаружила то, что ожидала. В субботу, как обычно, я вышла из дома, чтобы пройтись по мага-зинам. План был прост и банален, ведь все мудрое уже придумали до нас: я "забыла" деньги и через некоторое время вернулась. Нет, я не изумилась кар-тине, свидетелем которой стала, потихоньку приоткрыв дверь в свою комнату; нечто подобное я и ожидала увидеть. Дело в том, что как-то в отсутствие Вик-тора я из обыкновенного любопытства обследовала его комнату и обнаружила в ящике стола: - ни за что не догадаетесь - плетку, да, плетеную из тонко наре-занных ремешков плетку. Тогда я немало подивилась находке, но теперь все стало таким прозрачным:

Да, так что же я увидела, когда заглянула в свою комнату? Виктор стоял на коленях и почтительно целовал оставленные мною перед креслом старые бо-соножки, в которых я хожу по дому; целовал медленно: то одну, то другую, по-вторяя с чувством глубокого почтения: "Госпожа Левая: госпожа Правая!". Признаться, меня отнюдь не покоробила эта картина поклонения моим вещам, напротив, я прониклась к себе вполне понятным уважением. Моему самолю-бию не могло не польстить такое подобострастие. Да, чувства его были доступ-ны моему пониманию. Не желая прерывать это священнодействие, потихоньку, на цыпочках я вышла из дому. Теперь мне все-все стало понятным: и то, что Виктор редко поднимал на меня глаза, в лучшем случае они останавливались на уровне моих колен; и то, что он всячески избегал называть меня по имени - не мог он сказать мне "ты", или просто назвать: "Ольга"; и то, что такой здоро-венный и симпатичный парень, придя из Армии, за полгода не обзавелся под-ружкой.

Интуитивно я чувствовала, что еще не вполне готова к роли, в которой меня видел Виктор, хотя было очевидно, что только таким предложенным им образом можно сохранять верность мужу, самой неплохо развлекаться в его от-сутствие, да еще и нести радость жизни его брату. Кажется, это называется "и рыбку съесть, и овцы целы", впрочем, я совсем не об этом.

Всю следующую неделю я тщательно готовилась к очередной субботе, на которую возложила определенные надежды. Я хотела, чтобы было все по всем правилам. Я взяла в библиотеке и очень внимательно прочитала "Венеру в мехах" Л. Мазоха. Одновременно я усердно занималась сочинением "Присяги Госпоже". Не скрою, это эпистолярное творчество немало меня позабавило. Мне было приятно сознавать, что мой будущий раб еще и не догадывается, чт? я ему готовлю. От этого сознания сладко ныло под ложечкой и учащалось ды-хание. Придумывая подобающие случаю щекотливые фразы, я вдохновлялась воспоминаниями подсмотренной сцены рабского поклонения моим комнатным туфлям, сцены, доставившей мне случайное удовольствие.

Но мне хотелось совсем другого - удовольствия не случайного, а спла-нированного мною. И получать я его должна была тогда, когда этого захочется мне, а не поклоннику моих поношенных босоножек. С большой ответственно-стью я подошла к подготовке своих будущих удовольствий.

Для начала я стала закрывать на ключ свою дверь, чтобы лишить буду-щего раба возможности беспрепятственно предаваться фетишизму. Только я по своему усмотрению могу разрешать, или запрещать ему удовлетворение его страстей с помощью моих предметов туалета. Для реализации моих коварных планов нужен был раб подготовленный, выдержанный, как вино, изнывающий от вынужденного воздержания, а потому готовый на блюдечке принести к моим ногам всего себя без остатка. Уж такой у меня характер: мне нужно все, или ничего, но лучше - все. И следовало сразу показать, кто от кого зависит.

Понятно, я удвоила внимание к своей внешности. Про то, что всякое мое движение руки и ноги в его присутствии было откровенно направлено на его охмурение, я даже и говорить не хочу. Одним словом, я расстаралась, чтобы за неделю подготовить все как положено. Все дальнейшие события показали, что мои энергия и время были потрачены не напрасно.

В долгожданную субботу я повторила свой нехитрый маневр с "забы-тыми" деньгами. Я уже не случайно оставила свои простенькие босоножки, со-стоящиеиз невысокой платформы и трех поперечных ремешков, возле самого кресла, а дверь в свою комнату приоткрытой. Для столь торжественного мо-мента я надела все новое: черные ажурные чулки с поясом вместо обычных колготок, кружевные трусики нежно-розового цвета, черный нейлоновый бюст-гальтер, плотно облегающую бедра кожаную мини-юбку. Весь ансамбль до-полняли высокие до колен в приличном состоянии сапоги.

Когда через некоторое время после ухода я потихоньку вернулась и не-заметно вошла в свою комнату, перед моим взором предстала ожидаемая мною картина. Виктор стоял на коленях, обхватив вытянутыми руками ножки кресла у самого пола, и лизал те места босоножек, которые еще не успели остыть от соприкосновения с подошвами моих ног. Я мысленно поздравила себя с тем, что не ошиблась в Викторе.

О, мне было приятно уже от одного созерцания того, что происходило! Просто жаль было прерывать эту пасторальную сцену любви человека к моей обуви, но я должна была это сделать во имя будущего блаженства.

В момент, когда он жадно вдыхал запахи, накопленные моими босонож-ками за весь срок их ношения, я решила обнаружить свое присутствие резким восклицанием:

- Замри!

Это ключевое слово детской игры действует подсознательно, а потому безотказно. Виктор действительно замер. Теперь я могла себе позволить мед-ленно и величаво, со всей грацией хищницы, на какую только оказалась спо-собной, прошествовать, да-да, именно прошествовать: павой проплыть, сбра-сывая по пути кожаный плащ и специально чуть касаясь сапогами его почти бездыханного тела. Даже голову задела носком сапога, когда неспешно опуска-лась в кресло, перед которым, застывший в ритуальном поцелуе, стоял он на четвереньках.

Слегка вытянув ноги, я разместила свои сапоги как раз напротив его ушей. Поскольку мое поведение его вполне устраивало, - о чем можно было судить по неподвижно-покорному виду его мощной спины, - я без промедления "застолбила следующий участок". Я приподняла правую ногу и поставила ему на голову, немало не смущаясь тем, что подошвы сапог только что соприкаса-лись с уличной грязью.

Такая диспозиция, как мне казалось, наиболее верно иллюстрировала наш с ним социально-сексуальный статус, не мной, понятно, предложенный. Я невольно представила себе эту картину со стороны, залюбовалась ею и даже пожалела, что рядом нет никого, кто мог бы увековечить ее с помощью изобра-зительных средств.

Итак, я не только застала Виктора врасплох, но и ошеломила своим пра-вильным пониманием его сокровенных устремлений. Нет, здесь нельзя было ошибиться, но, согласитесь, и ошибиться-то было трудно. Я надолго застыла в позе Цирцеи, попирающей превращенных в свиней почитателей ее неземных прелестей.

Загодя настроив себя на получение максимального удовольствия от предстоящей игры, я отнюдь не спешила произнести свою "тронную речь". Я просто сидела и получала эстетическое удовольствие от созерцания контраста: мой черный блестящий, но грязный сапог - на его белокурых тщательно вымы-тых волосах. Контрасты - моя слабость.

Согласитесь, мне некуда было торопиться, и я могла бы просидеть так, все более возбуждаясь от сознания своего величия, еще очень долго. Совсем иное положение было у него. Уже через минуту он чуть пошевелил головой, но нет, не посмел свергнуть иго моего сапога, а только попытался слегка повер-нуть голову, чтобы направить на меня вопросительный взгляд выразительных глаз, и снова замер так, ожидая моих действий. Но я не торопилась, совершенно уверенная в том, что под моим грязным, но царским сапогом он будет покорно ожидать моих слов столько, сколько мне заблагорассудится эти слова приду-мывать. Мы вместе переживали каждый свои чувства, и оба не торопились. Он - не мог, не смел одним движением головы разрушить созданный его вообра-жением стереотип отношений между рабом и Госпожой, а я - не желала, мне нужно было некоторое время, чтобы волна новых чувств, захлестнувшая меня, чуть-чуть отхлынула, а дыхание выровнялось.

Прошло немало времени, пока сердце умерило свои бешеные толчки, и я вновь обрела себя и свою уверенность.