Вот для чего Инна отдалась мне. Это признание одинокой, несмотря на свою яркость, женщины, завораживает меня. Я молчу, а она воспринимает молчание как согласие.
— Будет такой же сильный, как и ты, — с ноткой мечтания продолжает она, глядя куда-то в потолок. Посчитал бы себя скотиной, если бы в эту минуту посмел ей перечить, говорить, что не готов стать отцом, что скоро умру и гнать прочий негатив. Глажу ее волосы и целую в шейку.
Мы сделали это еще дважды, и оба раза я спускал в нее, уже без дополнительной просьбы. Я принял ее желание, хотя и знаю, как невысоки шансы забеременеть в первый раз. На мои мысли она ответила.
— Вот и проверим мое везение, — и усмехнулась. Она сексуальна и умна одновременно. И одинока. Я счастлив тому, что я сделал ночью в борьбе с ее одиночеством. Мизер это либо максимум, покажет время, до которого я, скорей всего, не доживу.
— Инна Александровна, — решаюсь спросить я, удивляясь, что еще называю ее по отчеству и на «Вы». — Не знаете ли Вы, кто подарил мне на тот день рождения в школе боксерские перчатки?
Инна усмехнулась в ответ, погладила мне плечо.
— И призналась тебе, маленькому подростку, в любви? И поцеловала в раздевалке? Знаю.
«Неужели она?»
— Но не скажу, — и она по-озорному, как девчонка, рассмеялась. В душе она девчонка и есть.
— Почему? — настаиваю я, растерянно и недовольно.
— А почему для тебя так это важно? — спросила в ответ учительница.
Отвечаю как есть.
— Потому что те перчатки изменили мою судьбу.
— Потому что та девочка — а не перчатки, и не изменила — а помогла найти твою судьбу, — по-учительски поправляет меня она. — А что перчатки? Так, кусок кожи.
Я ошарашен ее формулировками. Но признаю, что спорить с ними невозможно.
— Инночка, — говорю я тихо, почти шепчу, словно стесняясь признания, — Ты всегда будешь моей любимой учительницей.
— А ты — моим любимым учеником, — отвечает она с улыбкой. — А про твою первую поклонницу не расскажу, потому что она так просила, — объясняет весело Инна поступок своей ученицы. — Она очень стеснялась. А захочет признаться, сама тебя найдет. А если не найдет, значит любовь прошла. А если прошла, значит, ее и не было.
Вот такая вот убийственная логика моего педагога. Что ж, пустое занятие — спорить с учительницей. Тем более, с такой Инна страстно целует меня в губы. Упругая женская грудь возбуждающе щекочет меня. Я обнимаю ее и еще раз заваливаю в постель
* * * *
Когда я вышел на рассвете от Инны Александровны, изнеможённый и удовлетворенный ночным свиданием, ОНО и случилось. Опять и навсегда
Тьма Ее боишься и уважаешь. Ее прислала авансом Смерть — мой последний соперник. И нужно держать удар, каким бы больным он не был. Меня, ослепшего, привезли в ту же клинику, где доктор-всезнайка поставил мне смертельный диагноз. Я все надеялся, что черное полотно спадет с глаз, уколы помогут, и я еще увижу солнечный свет, маму, одноклассниц, Инну и всех остальных, кто наполнял мою жизнь. Но надежда не оправдалась.
Обо мне написали газеты и интернет-сайты. «Звездная болезнь», «Надежда российского бокса смертельно болен», «Бой со смертью» и подобные названия пестрили в СМИ, вызывая сожаление, участие и прочие чувства. А на следующий день, когда я один на один с темнотой лежал в палате хосписа с отсчетом утекающего срока жизни, дверь открылась. Я услышал легкие шаги со стуком каблуков. Это не мама. Кто же?
— Здравствуй, Саша, — услышал я незнакомый голос.
Поклонница чемпиона Сучкова? Зачем ты пришла? Я никогда не смогу больше драться.
Легкое касание влажных губ. Поцелуй в темноте. Привет из женской школьной раздевалки. Гостья с приятным мелодичным голоском поцеловала умирающего боксера.
Видео
Рассказы