Так-так…это уже становится очень интересным… Толик заворожено наблюдал, как багровеет лицо Анны Гавриловны …она начинает хрипеть и изо рта появляется кончик ее языка…В округляющихся глазах женщины Толик увидел – и, надо сказать, это ему понравилось – неподдельный, какой-то животный, ужас..Но особенное впечатление на него произвела Римма Николаевна…Она стояла за спиной у Анны Гавриловны широко расставив ноги…на ее красивом лице играла сладострастная улыбка…затягивая чулок на шее женщины, с которой пять минут назад она мило беседовала, она наклонилась вперед и внимательно наблюдала за ее лицом…
Толик подумал, что ей бы здорово пошла черная эсесовская форма… галифе, кителек, пилотка с черепом и костями…Вспомнился Мишка, ебущий ее… Ну и ну!...Такая нормальная советская семейка душегубов и садистов…
Римма Николаевна ослабила свою импровизированную удавку, немного выждала, пока Анна Гавриловна отдышится и немного придет в себя. Подобострастно посмотрела на Толика – все-таки она его считала здесь главным – ожидая дальнейших указаний.
…Да, да..а, Римма Николаевна хороша…хороша…надо бы взять ее завтра в школу…
У Толика уже промелькнула мысль, что неплохо бы сделать из школы такой небольшой концлагерь районного масштаба. Тут бы и Римма Николаевна, с ее повадками эсесовской командозы, очень даже и пригодилась бы. Только держать ее на коротком поводке, а, то ее, похоже, иногда заносит. Толик одобрительно кивнул ей. Римма Николаевна поняла это как разрешение на дальнейшую обработку Анны Гавриловны. Снисходительно, жеманно улыбаясь и явно наслаждаясь беспомощностью учительницы, она взяла ее за лицо, сдавила щечки и, склонившись, в упор посмотрела ей в глаза.
- Ну, тварь, мне кажется, ты поняла, как надо себя вести…Поняла?
Анна Гавриловна с ужасом смотрела на свою мучительницу, не в силах что-либо ответить. Римма Николаевна, вновь, потянула за кончик чулка. Глаза Анны Гавриловны стали совсем круглыми и она судорожно закивала головой, из ее глаз ручьем потекли слезы.
- Вот, так-то лучше…Ну, Анюта, не надо плакать…
Римма Николаевна взяла салфетку и заботливо отерла ей щеки.
- Ничего страшного же не случилось…и не случится, если ты уяснишь одну вещь: эти мальчики для тебя теперь ГОСПОДА! Им принадлежат теперь твое тело…твои мысли…Если ты ошибешься, то они прикажут мне сделать тебе больно…а, мне, честно признаюсь, так хочется сделать тебе больно…очень больно...Ну-ка, посмотрим, что у тебя тут..
Римма Николаевна широко раздвинула Анне Гавриловне рот. Своим аккуратным длинным пальчиком с наманекюринным коготком, она, безобразно и грубовато растягивая ее рот, ощупала там все внутри.
Толик, отвалившись на спинку стула и наблюдая весь этот спектакль, задумчиво покачал головой…Надо же, всего за какие-то минуты Римма Николаевна ухитрилась превратить гордую учительницу в какое-то покорное животное. Вообще-то, он хотел сам это сделать, но никак не жалел, что Мишкина мама проявила инициативу. Все было – высший класс!
- Ты же, сама виновата – продолжала Римма Николаевна – тебя же, только, спросили: ебалась ли ты когда-нибудь? Ну?!
Римма Николаевна вынула пальцы из ее рта и Анна Гавриловна сбивчиво, запинаясь, как будто боялась, что ей не дадут сказать…
- Нет, нет… Я еще ни с кем… не…ебалась…Римма Николаевна, дорогая…явсе сделаю…как вы скажете…только…только…больше не надо мне делать ТАК!!!
Она готова была вновь разрыдаться. Но Римма Николаевна успокаивающе потрепала ее по щеке. Она смотрела на Анну Гавриловну так, как смотрит художник на только законченное удачное полотно. С чувством “глубокого удовлетворения”.
- А, что, Анюта, совсем-совсем ничего не было?
- Ну,…на последнем курсе…все девчонки уже замуж повыскакивали…и за мной один парень ходил…простой такой…как-то мы остались одни в комнате…в общежитии…поцеловались…он мне грудь пощупал…тискал так больно…а, затем в трусы полез… противно стало как-то…да, и испугалась…А, так, больше и никого…
- Значит ты, Аннушка, у нас еще девочка?...Целочка!
Римма Николаевна заразительно засмеялась, положив руки на плечи густо покрасневшей Анны Гавриловны. Толик усмехнулся, Мишка же отвязно загоготал.
- Девочка, хочешь тортика? – Римма Николаевна взяла со столика большой кусок торта и…и смачно впечатала его в физиономию Анны Гавриловны. Забавное зрелище!
- Анатолий, наверное, можно Аннушку развязать? Девочка будет паинькой? Так?
Измазанная мордашка учительницы тут же кивнула. Толик разрешил Римме Николаевне отвязать ее, помыть и накрасить, по своему разумению, ей рожицу…А, дальше…дальше..они же хотели пофотографироватся.
Анна Гавриловна, растирая затекшие запястья – Мишка с веревкой немного перестарался – буквально взмолилась, обращаясь к Толику, чтобы он не оставлял ее наедине с Риммой Николаевной. Та стояла рядом и была явно довольна собой. Толик поручил Мишке, чтобы он проследил за матерью, да и сам, пока, руки не распускал.
Через десять минут испуганная, с подведенными глазами и подкрашенными губками, все в том же своем платье, Анна Гавриловна стояла перед Толиком. Он объяснил ей, что она должна, когда ее будут фотографировать, улыбаться и всем своим видом показывать, что она все делает с радостью и без принуждения. Участвовать в съемках будут Толик и Римма Николаевна, а Мишка будет фотографировать. Он велел Римме Николаевне задернуть шторы и зажечь свет. Мишка, тревожась, что будет темновато, принес еще настольную лампу. Проверил экспонометром освещенность и сказал, что вроде, все нормально. Фотоаппарат он установил на треногу. Все было готово. Неугомонная Римма Николаевна осмелилась предложить свой сценарий, как она красиво выразилась, фотосесии.
Видео
Рассказы