Ранним утром

Лучик июньского солнышка заглянул в открытое окно, скользнул по моей подушке и, попав прямо в глаз, разбудил меня своей щекоткой. Я отодвинула лицо к стенке и тут же поняла, что это не солнце меня разбудило. Это сон.

Я совсем еще маленькая, играю в песочнице. На мне коротенькое платьице, совсем не закрывающее ног. Еще я чувствую, что оно практически не скрывает также и моих трусиков, отчего у меня возникает странное чувство. С одной стороны, это чувство неловкости, с другой – неясное ощущение плотского влечения. Последнего, наверное, не должно было бы происходить с такой маленькой девочкой, какой я была во сне, но я ведь, на самом деле, уже большая, поэтому мне вдруг начинают лезть в голову всякие странные мысли.

Например, мне вдруг очень захотелось снять с себя эти трусики. Однако делать это просто так, на виду у всех мне все же неловко. Но тут я начинаю ощущать усиливающееся давление внизу живота, а потом понимаю, что это я так странно хочу пописать.

Я покидаю песочницу и отхожу под деревце, оставаясь на виду у всего двора. Впрочем, на меня особенно никто не смотрит.

Платье столь коротко, что не приходится даже задирать его подол, я просто присаживаюсь и стягиваю с себя трусики. Итак, ножки мои раздвинуты, легкое напряжение, но никакой струи нет, что-то словно мешает мне. Тут я вижу, что прямо передо мной невдалеке стоит пацан из соседнего дома и смотрит на меня. Далее я с ужасом узнаю в нем Леху из параллельного класса, а это значит, что я уже не маленькая девочка, а девушка-семиклассница. От этого ужаса я и открыла глаза.

Писать хотелось по-настоящему, вот отчего я и проснулась.

Ужас во сне после пробуждения быстро сменился легким возбуждением и игривыми мыслями наяву. Я не побежала тотчас в туалет, а, поднявшись, так и пошла в одной ночной сорочке прямо на балкон. По всему, было еще очень рано, поэтому я не опасалась увидеть кого-нибудь во дворе. Точнее, наоборот, я не опасалась, что увидят меня. А вид у меня был весьма соблазнительный, поскольку рубашечка на мне была также коротка, как и платьице во сне.

Внизу никого не было, двор был пуст. Пусто было и на балконах соседних домов. Лишь легкий гул просыпающегося города доносился слева из-за шестнадцатиэтажки. Я оперлась локтями на перила и ощутила, как подол скользнул вверх по моей попочке. Спереди я, конечно, тоже оголилась. Эх, почему нет Лехи во дворе, вдруг подумалось мне. Или еще какого-нибудь мальчишки. Впрочем, если бы на меня поглядела девчонка, мне тоже было бы до ужаса приятно.

Давление в животе не ослабевало, но в туалет идти не хотелось. Я решила пописать прямо на балконе. Однако ничего подходящего, что можно было бы использовать в качестве ночной вазы, я не нашла. Вообще, в комнате была лишь бутылочка из-под газировки на пол-литра. И мало, и довольно трудно точно попасть. Тогда я решила пописать вниз прямо через решетку балкона. Только бы никто не увидел. С другой стороны, мне, напротив, хотелось, чтобы меня увидели, но чтобы никаких неприятных последствий от этого не было. Однако вокруг, по-прежнему никого не было.

Я приподняла подол и просунула коленки между прутьями, прижавшись к ним животом. Честно говоря, так писать было совсем не удобно. К тому же, я была сильно возбуждена. Но писать хотелось, и давление было уже довольно неприятным. Я напряглась, но струи, как и недавно во сне, все не было. Конечно, я ведь почти стояла и поэтому писала бы куда-то вниз и могла бы вымочить себя и наш балкон. Видимо, срабатывало подсознание. Тогда я присела, далеко высунув коленки, прижалась к решетке еще сильнее, упершись левым пахом в один из прутьев ограждения, чуть откинулась назад, и, наконец, исторгла струйку.

Несколько мгновений слышалось лишь тихое журчание, а потом в тишине утра необычно громко зашелестели листья кустарника, росшего под балконом и принявшего на себя необычный водопад. Тут же ударами о землю под кустами звонко зазвучала разрушившаяся в полете струя. Этот неожиданный шум едва не привел к рефлекторному спазму, но я напряглась, противясь ему и приятно возбуждаясь от страха. Струйка усилилась и полетела чуть дальше, опорожняя животик.

С последними каплями я ощутила, как налились мои сосочки, прижатые через ткань рубашки к холодным металлическим прутьям балкона, и испытала совершенно неожиданное и весьма приятное облегчение от процедуры, исполненной таким экстравагантным образом.

Тут внизу с шумом открылась дверь, и кто-то вышел. Я, конечно, испугалась, что этот кто-то мог слышать шум падающего потока и оттого сразу же поглядеть наверх. А еще я вдруг подумала, что на нижних этажах (а их было целых шесть), тоже могли быть соседи.

Внезапно возникший сладкий страх сковал меня, и я не смогла отпрянуть от прутьев балкона. Не хотелось также и шуметь. А картинка была презанятная: на седьмом этаже, высунув раздвинутые ножки, сидит на корточках полуголая девица.

Успокаивая себя, что так сразу снизу все равно меня не разглядеть и оставаясь в приятном возбуждении, я вытянула шею, пытаясь все же увидеть, кто вышел. Это был какой-то парень, видимо, шедший на работу.

- Ну, глянь вверх что ли, - мысленно попросила я его, возбудившись еще сильнее.

Он и впрямь остановился, и я тут же рукой стянула подол рубашки вниз, как только смогла, пытаясь прикрыть свои прелести. Но от этого картинка стала еще забавнее, ведь мои коленки так и остались торчать с балкона. Однако парень вовсе не собирался задирать голову, он просто закурил и пошел дальше.

Ну и дурак, мог бы поглядеть на такое. И я с удовольствием улыбнулась сама себе. И еще я подумала, как, наверное, прикольно прогуляться по улице в коротком платьице без ничего под ним. И уж совсем шальная мысль просто ударила меня током – еще и пописать под каким-нибудь кустиком прилюдно. Как я это хотела только что сделать во сне.

Возбуждение совсем одолело меня, тягучая полупрозрачная жидкость оросила створки моей жемчужной раковины, потихоньку стекая в промежность. Какое же маленькое отверстие у меня между ног!

Какие беленькие валики обрамляют его, едва раскрываясь даже при разведенных ножках. Как это мало похоже на женские гениталии в энциклопедии. Жаль, что мне доступны прикосновения к этой прелести лишь пальчиками. И я принялась нежно ласкать ими свою розочку, щедро источающую удивительный нектар. Тут же сладкая нега охватила все мое тело, разливаясь по всем его частям и закоулочкам.

Я, конечно, не в первый раз мастурбировала на балконе.

Особенно острые ощущения возникают по вечерам, когда со двора доносятся разговоры девчонок и парней, когда где-то и на соседних балконах есть люди, когда ты мастурбируешь едва ли не на глазах у всех. Так оно и бывало, конечно, просто люди не видят тебя из-за темноты. А как жутко страшно становится, когда оргазм охватывает тебя, когда ты прекращаешь ласки, и вдруг понимаешь, что твои тихие стоны, раздававшиеся только что, могли услышать. Страшно и приятно одновременно.

В этот раз остроты доставила совершенная только что процедура опорожнения мочевого пузыря, но от этого я так возбудилась, что мне уже было недостаточно снова получить свое удовольствие в одиночестве. Несколько мгновений я мучительно разрывалась между желанием продолжить свои ласки, чтобы ускорить наступление оргазма, и, напротив, желанием отодвинуть этот момент, «помучить» себя еще более сильным возбуждением в какой-нибудь необычной обстановке. Наконец, я нехотя отвела пальчики от разгоряченной розочки, продолжая все же ласкать тело.

- Выйти бы сейчас на улицу вот прямо в таком виде, - эта мысли приятными спазмами тут же отозвалась где-то во влагалище. Я не удержалась и пальчиками одной руки вновь прижала скользкий клитор, а пальчиками другой сильно надавила сразу на оба сосочка. Мне даже показалось, что я почувствовала, как напряглась шейка матки, призывно приоткрыв отверстие. Я слышала, что некоторые девушки любят, когда член входит в этоотверстие, но, конечно, ничего такого представить еще не могла. И даже потрогать это место не могла, потому что была еще, как говорят, целочкой.

Чтобы не потерять наступивший вдруг безумно приятный момент я замерла, дрожа всей грудной клеткой и всем позвоночником до самого его окончания, откуда эти вибрации через напрягшиеся мышцы попочки и промежности вернулись каким-то серебряным звоном к источнику, породившему и этот момент, и эти вибрации – к моей жемчужной раковине, поблескивающей нежно-розоватой влагой на чуть приоткрытых створках в лучах поднимающегося солнца.