Про Ежика и Маруську

- Чота холодно стало, - намекнула Ленка Паровоз и выразительно лузгнула очередную семку. Шелуха прилипла к нижней Ленкиной губе, что нихуя не прибавило даме привлекательности, и Ежик поежился.

- Да, блять, холодно, - неуверенно поддержал он беседу, нащупывая момент для включения резкого съебатора, но Ленка, привыкшая брать быка за рога, а мужиков за яйца, прижалась к Ежику якобы погреться, но у самой ладонь уже тискала тощую мущинскую ляжку.

- Худенький, - нежно пробасила Ленка в ухо Ежику, и от ее голоса, за который Ленка и получила свое погоняло, по Ежиковскому позвоночнику пробежал холодный ручеек мурашек.

С неба на происходящий внизу кошмар пялилась своим единственным глазом кругломордая луна.

- Идем ко мне? – предложила Ленка, колыхнув грудьми.

- Да это… Завтра вставать рано, работа… - Ежик вдруг понял, что еще немного – и его выебут. Засунут лицом между двух ведерных сисек и задушат. Сядут сверху и раздавят, или всосут в себя, совершив процесс, физиологически обратный рождению.

Но Ленку Паровоз такая перспектива, видимо, более чем устраивала, и вот уже короткие, наманикюреные лаком «Сияние» ногти скребут жидкую щетину Ежика:

- Идё-оомм… Тебе понравится…

Шелуха с нижней Ленкиной губы отлепилась и мягко пришелестела Ежику на выглаженные брючки.

- А это… У тебя интернет есть? – нашелся вдруг Ежик, откуда-то вспомнив, что лучший способ отвадить женщину – выставить ее технически отсталой дуррой.

Глаза Ленки полыхнули коварным пламенем, она подвинулась еще ближе, почти сталкивая Ежика со скамейки, и ответила:

- Есть…

На следующее утро Костик Ежов, он же Ежик, украдкой выскользнул из Ленкиного подъезда. Утро было уже позднее, все разбрелись по своим заводам и фабрикам, и оттого Ежику хоть немного полегчало на душе. Но уже вечером того же дня, раздираемый страшным подозрением и нестерпимым зудом в области паха, Костик снял штаны в своем прокуренном сортире, подсветил фонариком и…

Между сплющенных тесными трусами волос было явственно видно, как жирная черная вошь деловито обходит свое новое жилище, нимало не смущаясь вниманием к своей персоне со стороны какого-то человечишки.

- Ебанарот, - прошептал в священном ужасе Костик и помчался сей же миг в магазин, дабы успеть до закрытия купить дихлофосу.

Когда же он, зажмурившись в отвращеньи, изготовился было решительной струей прервать недолгий век насекомого, где-то в голове его проскрипел незнакомый доселе, но явственный голос:

- Не надо, новый хозяин! Я тебе еще пригожусь.

Ежик открыл глаза и в изумлении вытаращился на вошь.

- Ну, хуле тут пялиться. Рыбки золотые, щуки из проруби – это вам до пизды, пусть разговаривают. А простому насекомому уж и слова нельзя? – торжественно продолжал тот же голос в Костиковой голове. – Я волшебная, хуле тут скрывать. Загадывай чо хошь, волшебная я вошь, хехе, - порадовался рифме голос.

- Пачку денег, - немедленно отреагировал Ежик, - еврами, сто бумажек сотенными.

Карман опущенных брюк, на которых давеча присиротилась лузга с Ленкиных уст, тут же потяжелел, и Ежик, не веря счастью, вытащил на свет божий, а если точнее – на свет от сортирной сорокаваттки – пачку денег.

- Не благодари. – буркнул голос, и сию же секунду Костик взвыл:

- Ай, блядь! – и ринулся было почесать пах, но голос истерично взвизнул:

- Дай пожрать, чучело! Получил что хотел, теперь отчепись от меня!

Костик послушно опустил руку. Он, дрожа от возбуждения, натянул штаны и разорвал бумагу, стягивающую пачку денег. Пересчитал – ровно сто купюр. Красота! Костик немедленно снял штаны обратно.