- Зачем? Чего ты… чего ты от меня хочешь? - шепчет Мишка, округляя глаза.

- А ты что… ты сам… сам ты ещё не понял? - чуть слышно отзывается Артём; он возбуждённо скользит губами по тонкой Мишкиной шее, одновременно шепча - обдавая Мишкину шею щекотливым дыханием: - Пойдём… в попку… в попочку… хочешь?

- Тычего?! - Мишка, услышав "в попку", дёргается изо всех сил. - Ты за кого… за кого ты меня принимаешь?

- За нормального пацана! - тут же отзывается Артём, и в голосе Артёма Мишка не улавливает ни насмешки, ни издевки, ни вообще какого-либо подкола.

- Вот именно! Я не педик… не педик я! Пусти…

- А может, ты вообще не человек? - тихо смеётся Артём. - Не онанист, не педик… так я тебе и поверил! Давай, бля, разик… никто не узнает…

- Говорю тебе, я не педик… не голубой я! Слышишь? Клянусь… клянусь тебе! Пусти…

- Ага, все мы не педики - не голубые… пока случай не подвернётся, - Артём, с силой вжимаясь сладко бугрящимся пахом в Мишкину ягодицу, всё так же тихо смеётся, щекоча горячим дыханием Мишкину шею. - Я, что ли, голубой? Чего ты, пацан, трепыхаешься? Голубой, неголубой… какая, бля, разница? Что ты вообще про себя знаешь? Всякой поебени наслушался - и твердишь, как попугай: "не голубой", "не голубой"… никого же нет - никто не узнает… слышишь? Давай… отойдём чуть дальше, и… один раз - не пидарас… слышал такую пословицу?

- Пусти! - Мишка, пытаясь вырваться, раз за разом энергично дёргается - крутит задом, и снова всё это безуспешно… вырваться Мишке никак не удаётся.

- Ну, чего ты… чего ты боишься? Или ты что - думаешь, что другие пацаны так не делают? Делают… ещё как делают! Это же кайф… удовольствие! А ты…

- Какое… какое ещё удовольствие?! Ты что - совсем офигел?!

- Нормальное удовольствие… настоящее! И ты сам… ты ведь сам этого хочешь… да?

- Ничего я не хочу… пусти!

- Хочешь… еще как хочешь! - Артём шепчет эти четыре слова - выдыхает их - так горячо и уверенно, что Мишка на какой-то миг невольно теряется.

- Чего я хочу? - шепчет Мишка.

- А этого самого… попробовать хочешь - вот чего! Хочешь, но боишься…

Артём, говоря так, невольно проецирует на Мишку свой собственный страх, какой был у него в Мишкином возрасте: это он, Артём, боялся когда-то, думая, что это позорно… а потом, когда страх свой преодолев, он это впервые попробовал - с Максом в спортивном лагере, и потом, когда с тем же Максом он через два дня попробовал это еще раз, и потом еще и ещё раз это сделал… короче, когда всё это хорошо распробовал, он много потом об этом думал… и потому сейчас, невольно перенося свой собственный опыт на Мишку, Артём шепчет уверенно, даже напористо, обжигая Мишкино ухо горячим дыханием:

- Ты - боишься, я знаю… хочешь, но - боишься. Потому боишься, что слышишь, как всякие пидоры неудовлетворённые, которых никто не трахает, звездят на всех углах, что это позор и всё такое… а это - никакой не позор! Это - кайф… нормальный кайф! Слышишь? Не бойся… пойдём - отойдем чуть дальше, и… один раз… пойдём!

Артём шепчет всё это горячо, возбуждающе, - уговаривая Мишку, Артём тискает пальцами напряженный Мишкин член, сладострастно трётся своим членом о Мишкину задницу, и… черт знает что! - возбуждённому Мишке начинает казаться, что всё это ему нравится… ну, то есть, всё это, вместе взятое: щекотливо жаркий шепот, горячие пальцы, смещающие туда-сюда нежную кожу на члене, ощущение давящей твёрдости на ягодицах… может быть, всё это действительно не так страшно, как об этом говорят? Можно, конечно, закричать - позвать на помощь, и пацаны его крик наверняка услышат, а услышав, вмиг прибегут… но всё это сделать можно в любой момент - закричать никогда не поздно… это во-первых; а во-вторых…

- Пусти… пусти меня… - шепчет Мишка, но в голосе его, в самой интонации, не слышится прежняя категоричность, и потому слова "пусти… пусти меня…" срываются с Мишкиных губ не то чтобы дежурно, а как-то неуверенно, словно Мишка произносит всё это - произносит слово "пусти" - больше по инерции, чем действительно требуя его отпустить. И Артём…

Артём тут же своим обострённым слухом - всем своим молодым желанием - чутко улавливает Мишкину неуверенность, невольно прозвучавшую в его голосе, - не отвечая, Артём едва уловимым касанием губ скользит по Мишкиной шее… и даже не губами скользит он, а одним лишь дыханием, обжигающе горячим, отчего Мишка невольно чувствует, как по телу его пробегает сладкий озноб… и хочется Мишке сказать "пусти", и… Мишка, невольно сжимая, стискивая ягодицы, сам не понимает, что с ним творится, - сладкий озноб плавится между ног, сладостной болью отзываясь в повлажневшей головке твёрдого, как штык, члена…

- Ну? - шепчет Артём, с силой прижимая горячее Мишкино тело к своему, такому же горячему от полыхающего в нём молодого возбуждения. - Пойдём? Всего разик…

- Что "разик"? - отзывается Мишка; он спрашивает это, чтобы выиграть время, он уточняет очевидное, ещё внятно не сознавая, но в глубине души уже смутно чувствуя, что однозначность его отношения к подобным делам зыбко колеблется, и вместе с этим колебанием медленно исчезает, испаряется его воля к сопротивлению… сердце Мишкино колотится, - Артём, горячо дыша в ухо, с силой давит своим твёрдым членом на круглую, плавками обтянутую Мишкину булочку, и Мишке уже не хочется ни уворачиваться, ни отстраняться… конечно, это страшно - с пацаном, который тебя хочет… выебать хочет - в жопу… а с другой стороны - чего здесь страшного? Если раз… один раз попробовать - чего в этом страшного? Ничего… то есть, страшно, но страшно всё это не само по себе, а страшно то, что об этом кто-то узнает… вот что на самом деле страшно! Узнают пацаны, и - позора не оберёшься… известно, как к этому все пацаны относятся! Но это, если узнают… а если - никто не узнает? Если - всего один раз… Мысли Мишкины путаются, обрывается, вновь возникают, - Мишка не на шутку возбуждён, и в голове у него полный сумбур… ничего не понятно! И страшно Мишке это делать - подставлять свою "попочку", и нет у него никакой воли этому противиться…

- Что значит - "что"? Это самое… чувствуешь, какой он твёрдый? - Артём, с наслаждением сжимая, судорожно стискивая свои плавками обтянутые ягодицы, снизу вверх медленно двигает твёрдым членом по Мишкиной ягодице … и хотя всё это происходит через плавки, Мишка отлично чувствует, что член у Артёма действительно твёрдый… очень твёрдый! И ещё… стоя к Артёму задом, Мишка чувствует не только волнующую твёрдость чужого возбуждённого члена, но и сладостное, на искрящиеся разряды похожее покалывание у себя между ног - там, где туго стиснутый девственный входик. - Пойдём… отойдём немного, и ты… ты сам всё узнаешь. На словах это никак не объяснишь - это надо попробовать… - шепчет Артём, щекотливым дыханием обжигая Мишкино ухо. - Ну… чего ты боишься? Идём…

Где-то, совсем рядом, вздымая к небу фонтаны брызг, весело бесятся пацаны… парни, сидящие чуть в стороне - в тени одиноко растущего куста, неторопливо пьют из большущего термоса пиво… на небе - ни облачка, и солнце жарит, печёт неимоверно, - обычный полдень обычного летнего дня… под крону деревьев солнечные лучи почти не проникают, и потому в роще нет того обжигающего зноя, что царит на берегу, - в роще, прыгая с ветки на ветку, неугомонно щебечут птицы, и им, птицам этим, нет никакого дела ни до того, что происходит внизу.

  • Страницы:
  • 1
  • 2
  • 3