Разговор затухает, когда мои пальцы сами собой начинают расстегивать ее кофточку, проникают в чарующе тесное пространство чашечек бюстгальтера Ее груди, полновесные груди опытной женщины, доверчиво льнут к ладоням, как слепые щенки. Они трепещут и ждут любви. И я даю им любовь, всю, на какую способен. Даю со всем пылом и страстью узника барака N5 концлагеря Майданек. Но даже ничтожного мужского тепла достаточно истинной женщине, давно познавшей разницу между качеством и количеством.
Сквозь джунгли ее волос сначала смутно, потом все сильнее на меня накатываются колючие волны изумления. Исходят они от хрупкой фигурки, застывшей на пороге комнаты. Волны колют кожу лица, волны лижут руки, кружатся вокруг, меняя окраску, словно под непредсказуемыми лучами закатного морского солнца: изумление сменяется то омерзением, то восхищением, то диким любопытством.
Во мне пробуждается ответная волна, такая же смутная, неопределенная. Сначала это детское, почти забытое, смущение, потом вдруг безумный необъяснимый восторг, потом дурацкая гордость победителя, которому давно не оказывали настоящего сопротивления. Несколько мгновений я безнаказанно слежу за Вероникой. Но срабатывает девичий инстинкт (не думаю, что грубая физиологичность секса способна в короткий срок, после потери невинности, сломать тонкий строй девичьей души). Обожженная моей ответной волной, словно опасным для здоровья выбросом нейтронов, Вероника исчезает, просто-напросто тает в воздухе.
Мои губы, вышедшие из повиновения, как и все остальные органы, шепчут что-то про утренний туман. Инга прерывающимся шепотом переспрашивает. Но я не развиваю темы. За окном уже непроглядная ночь окраины большого города.
Из соседней комнаты до нас долетают звуки рояля. Музыка струится тонким ручейком, окутывая дрожащее от страсти тело Инги. Она не замечает. Она не слышит. Она отдается - нет, не мне - своему собственному телу, по которому от сосков до грудей растекается электричество предвкушаемого наслаждения. Я чувствую ладонями легкое покалывание от этого тока любви. Разность потенциалов страсти - ведь я остаюсь холоден. Я хочу одного - удержаться на ногах. Страсть покидает меня, отлетает как душа, сливается с тихими звуками музыки, окутывающими тело женщины. Страсть - сила - душа - сознание - кажется, из меня уходит все. Я теряю себя. Я хочу вспомнить, что это за музыка. Вспомнить, и ухватиться за край облака, так похожего на утренний туман.
Облако - я сам. Облако без штанов.
Как его ухватить, как удержать? Также как мы ловим диафрагмой вечно ускользающую музыку?
…Шопен? Григ? Бетховен? Что происходит? Я не знаю этой музыки. Не помню.
Музыка помнит меня. И этого, наверное, достаточно. Теперь моя очередь отдаваться, отдаваться музыке, как женщина отдается мужчине - доверчиво, безоглядно, до конца.
* * * Теперь мне снилось другое.
Открылась дверь и в мой дом вошла Смерть. Без косы и не в саване. Кажется, с зонтиком подмышкой. Изящная, еще гибкая, влекущая, как все необычное и экзотическое. В моей жизни была не одна женщина, были женщины самые разные по росту, весу, формам, возрасту, опыту, цвету, физическому и метафизическому строению, но в моей жизни не было Смерти. Ни разу я не познал женщины по имени Смерть.
Я захотел ее. Я попытался ее соблазнить, овладеть ею. Потому что сдерживать желание не в моих правилах.
Смерть усмехнулась и отказала мне. Не в ее правилах подчиняться чьим-то желаниям.
И все-таки напоследок Смерть дала мне понять, не вдаваясь в подробности, что при других обстоятельствах мы бы могли договориться.
апрель, 1996г.
Екатеринбург.