- Ну что ты… Доверься мне, Камилла! Доверь мне свое тело, ведь оно теперь мое, ведь я муж твой! Развернись-ка на животик!
- Но зачем осеменять кишки? - спрашивала Камилла, ложась и подставляя Афранию свою попку.
- Затем, что это сладко и тебе и мне. Ага, ага, вот видишь!..
Он растопырил ей ягодицы и проник в ее анус пальцем, смочив его в соках ее лона, а другой рукой массировал нежную кожу между ягодиц. Камилла взвыла от нежданной сладости, острой, как боль.
- Вот видишь, я же говорил!
- Ыыыыы... О небо! Что же ты делаешь со мной, Афраний?
- Прочищаю тебе кишки, жена моя...
- О небо... Ыыыыы... Афраний!!!
Но Афраний безжалостно расширял ее анус, проникнув туда и вторым пальцем, придерживал ногами извивающуюся в траве Камиллу и приговаривал:
- Терпи, жена моя, терпи... Лоно твое уже познало, как мужской рог бодает - теперь пришла очередь и нежных твоих кишочек. Такое сношение считают постыдным, но между мужем и женой ничего не может быть постыдного, тем более, что слаще такой любви нет ничего...
- Уууууыыыыы... Правда? Еще слаще? Слаще, чем...
- Ты сейчас увидишь, Камилла. Расслабь свое тело, слейся с землей, отдайся мне...
Он не спеша ввел фаллос в сморщенное отверстие - и Камилла забилась под ним, колотя по земле ногами, руками и головой. Афраний придерживал ее руками, - "терпи, Камилла!" - и буравил ее все глубже, медленно зарываясь в горячий тугой чулок ее ануса.
Он еще не начал двигаться - а Камилла уже надсадно выла от смертной полноты, распиравшей ее до ушей, и причитала - "Афраний... Афраний... АФРАНИЙ!!!..", и вновь изливалась соками, стекавшими на траву из ее мокрого лона. Ее матка вновь дрожала в сладостном спазме, и Камилле казалось, что Афраний влез в нее целиком, надел ее на себя, как шкуру, и она заполнена им доверху, до самого горла, до макушки, и сейчас разорвется и лопнет от этой полноты на тысячи сладких клочков... "Афраний... Афраний..." - шептали ее пересохшие губы - и Камилла вилась червем, умирая от сладкой смерти в кишках и в утробе. Ее попка насаживалась на фаллос Афрания все яростнее; нежная Камилла выла зверем и казалась себе большой влажной дырой, растущей прямо из земли, из горькой травы, куда зарылось ее горящее личико...
...Они толклись и изнемогали неподалеку от дороги, не слыша цокота копыт.
Мимо них неслись трое солдат.
Это был дозор, посланный на их розыск. Солдаты скакали к вилле Грациана: префект, которому донесли о проделках Афрания в тот же день, был уверен, что Афраний прячется у старого друга.
Два солдата громко ругались, за руганью не замечая ничего вокруг. Третий, Туллий Вегеций, осматриваясь со скуки, вдруг заметил в траве ягодицы, напористо пульсирующие вверх-вниз.
Это мог быть кто угодно - но догадливый Вегеций сразу понял, кому принадлежат ягодицы и кого ебет их хозяин. Несколько мгновений в нем кипела мучительная борьба.
На одной чаше весов были награда, почет и длинный нос сослуживцам. То, что лежало на другой, было, однако, не менее весомо: Вегеций был известным распутником, а поверье гласило - всякого, кто нарушит чужую любовную игру и прогневит бога Приапа, настигнет бесплодие.
Суеверный, как и все солдаты, Вегеций ценил силу своих яиц более всего на свете - и потому прикусил язык.
Пульсирующие ягодицы остались позади, а Вегеций так и не решился раскрыть рот. Вдогонку его настиг отчаянный крик двух голосов, слившихся в терпкой октаве, и Вегеций забормотал хвалу Приапу.
- Кто кричал? – обернулся солдат, скачущий впереди.
- Козодой, - ответил Вегеций...
***
Три ночи спустя Афраний и Камилла, измученные, оборванные, полумертвые от голода и нескончаемых совокуплений, изнуривших их сильней самых зверских пыток, стучались в ворота виллы Грациана.
- Ты был прав, Гай! – крикнул Афраний постаревшему Грациану, когда раб провел их к нему, - Перед тобой изменник!
- И его жена, - добавила Камилла.
Они не знали, что засада, ожидавшая их, уехала только час назад. Когда Грациан сказал им об этом, они переглянулись. Афраний уже рассказал Камилле о трех витках восьмого марта, в которых Камилла была вначале исполосанной зеброй, затем кровавым обрубком, а он, Афраний - куском мяса, наколотым на собственный меч. Он подумал о грозе, так счастливо затянувшей их путешествие, и в его сердце вновь разлился холодок - не гадкий, как прежде, а томительно-жутковатый, как полет во сне...
...С этого момента следы Афрания и Камиллы теряются на 19 лет. Только в 311 году, после эдикта о веротерпимости, они объявились в районе Маруждо с двумя сыновьями, дочерью и внуками, основав большую христианскую общину. По легенде, все население Маруджо в той или иной мере - потомки Афрания и Камиллы.
Говорят, что святой Афраний был особенно суров в своем осуждении пьянства. И в самом деле - Афрания видели с красным носом редко: только по субботам.

  • Страницы:
  • 1
  • 2