***
Видно, пилот был из военных, вон как бодро рванул. Самолёт резко пошёл в небо, оторвавшись от земли после короткой пробежки. Подождав, пока не потухнет сигнальное табло, я побрёл к стюардессам — хотелось воды. На меня посмотрели, понимающе кивнули, мол, не ты один маешься в этом самолете, но налили пятьдесят грамм коньяка. Коньяк нырнул вниз, затрепетал под ломтиком лимона, который нырнул следом, и ударил по голове. Спать! Единственно о чём я пожалел, проваливаясь в глубокий сон, что не спросил у этой красавицы как её зовут. Нет, Аэрофлот, хоть и хаят его, иногда радует человеческим отношением стюардесс. Стюарды и глазом не моргнут, а эти войдут в положение, найдут способ помочь. Что ни говори, небесные красавицы.
Она сидела на камне у дороги, спокойная, величавая, испуская искорки своими монистами на шее. Красная шаль или кусок красной материи, на которой она сидела, ярким пятном светилось среди этой запылённой зелени. Откуда она тут? Хотя это сон.
— Что стоишь? — Она не повернула голову ко мне. — Садись, если не боишься свою судьбу узнать.
— Так, что же знать? — Я шагнул к ней, явно сойдя с повозки. — Что было знаю, что есть тоже. А что будет? Надо ли?
— И не тянет? — Она усмехнулась. — Женщины вокруг тебя табуном ходят. Все тебя хотят. А ты как свободный конь, только гривой трясёшь. Не кроишь кобылиц. Не имеешь потомства.
— Так. — Во сне спор? А почему бы и нет? Тем более, сон это комбинация вариантов развития событий от твоего психологического и ментального сознания. — И что ты думаешь? Это плохо?
— Тебе решать. — Она свернула карты.
— Погоди, не уходи. — Я сел рядом на камень. — Мне хочется семью, детей.
— А жены не найдёшь? — Она покачала головой. — Боишься опять стать третьим? — Чего стесняться перед самим собой? Сам себе же не наврёшь.
— Да. — Солнце стало играть солнечными зайчиками на её и моём лице. — Хочется женщину, которая меня будет любить не за то, что я богатый или там такой какой. А за то, что я это я.
— Э! — Она покачала головой. — Мать в жены не возьмешь.
— Это да. — Я почувствовал, как мне в руки стали падать какие-то листочки. — Но очень хочется.
— Когда старая, но новая женщина пройдёт через тебя, когда сердце твоё сожмётся в тоске, тогда будет тебе женщина. — Она повела плечом. — Сможешь её понять, будет твоей, нет, то нет. — Она отвернулась. Прямо сцена из фильма. Гадалка у дороги, а я как тот пан, сижу, гадаю. — Я тебе сказала, а ты уж сам думай. Проснитесь!
— Что?
— Проснитесь! — Меня теребили за плечо. — Мы садимся. Пристегните ремень.
— Да? — Где гадалка? Тьфу! Сон с явью перепутал! — Уже садимся?
— Да. — Стюард исправил соседу ремень, который почему-то отказывался застёгиваться. — Мы прилетели раньше времени. Ветер попутный был.
— Да? — На несколько минут сократили полёт, сэкономили горючки. А спал я весь полёт — от взлёта до посадки. Даже не ел. Да, и не хотелось!
***
Столица есть столица, даже этого африканского государства, с трудом вспоминаемого при первом его официальном названии. Кратко все знают, а вот если со всеми регалиями и руладами, то шишь кто поймёт, что это. Народу толпы, все галдят, таксёры крутятся как и везде, норовя срубить побольше. Но я иду прямо к стойке с надписью «Информация». Там меня ждёт представитель компании в стране, который и доставит меня сначала в отель, а потом, завтра, отправит на базу специалистов, где и проведу я все три года, а может быть и больше, выезжая на точки добычи. Представителем оказался белобрысый немец, державший в руках табличку с моим именем и названием компании мелкими буквами, большой эмблемой компании. Типа для идиотов, которые различают только символы и не знакомы с буквами. Но, к моему удивлению, он залопотал по-русски, отчаянно коверкая падежи, склонения, забывая добавлять нужные предлоги, не забывая, при этом, вставлять слова «блядь», «сука» и «нахрен». Последнее было видно особо дорого ему, так как он говорил это с видимым удовольствием. После минутного обмена мнением о полёте, жаре, надоедливых таксистах и прочем, которое всё «надоиздь нахрен» мы пошли к машине. Нет, приятно, вот так, вдали от благословленных просторов Руси, услыхать, хоть и исковерконное русское слово, приправленное чисто выговариваемым «нахрен». Пауль оказался весёлым парнем. Он тут же ввёл меня в курс дела — куда ходить не надо «там бандит, сука, много», куда можно, но группами «можно ходить, но, блядь, один плохо, много хорошо», а куда можно и одному, и без опаски «один можно, нахрен, чисто». Гостинца оказалась даже приличной. В коридорах чисто, обслуживающий персонал франкоговорящий, в основном, чистый, без воровато бегающих глазок.
После обеда или ужина, по моему времени, я отвалился в номер. Во-первых, надо было поменять наряд, во-вторых, всё-таки понять, чего не положили в чемодан. Скинув одежду, я открыл окно, благо оно выходило в сторону бассейна, присел, рассматривая содержимое чемодана. Пока в городе, успею что-то докупить, что не сунул сам или не сунула Вероника. Вот же повезло Мишке с женой! Красавица, к тому же такая вот хозяйственная. Звонок в дверь оторвал меня от созерцания богатств, обнаруженных внутри чемоданов. Кого принесла нелёгкая в этот момент? Я натянул шорты-трусы, скользнул в вытащенную свежую майку.
На пороге стояла европейка — загорелая, чуть датая, чуть встрёпанная. Майка тоненькими лямками обхватывала плечи, чуть прикрывала лифчик, стягивающий грудь, загорелые ножки торчали из-под обреза то ли шорт, то ли юбки.
— Новый жилец? — Она спросила это по-английски, совершенно не заботясь, понимаю ли я её. — Понял-то?
— Ну. — Что сказать? Пьют они недавно, а сидят в этой стране давно. Раз потянуло на разговоры с незнакомцем. — Понимаю, если не будешь петь песен или читать стихи на древнем.
Видео
Рассказы