Или как... Часть 4

На следующее утро Борис, получив порцию минета, опрокинул стольник водочки, запил это дело свежеприготовленным кофе и поинтересовался:

— Я вчера не бузил?

— А ты что, не помнишь?

— Нет.

— Ничего?

— Помню, как ты сосала...

— Когда?

— Ну... сначала в машине, потом дома... когда Олег снимал нас на камеру... А потом всё — аут.

— А как же водка и Большая Советская Энциклопедия?

— Ты о чем это?

— Да так. Ни о чем. Забудь. Ты обещал сводить меня на набережную.

— Раз обещал, значит, сделаем. Вчера точно всё нормально было?

— Не переживай, — успокоила его Ирина, — я осталась довольна.

— То есть? — не понял тот.

— То есть вы, ты и твой друг Олег, имели скрипачку в два смычка... и не только...

— Какую скрипачку?

И тут Борис Игнатьевич прозрел. Он вспомнил всё. И то, как унизил Ирину, заставив забраться её под стол, и то, как, выпивая со своим собутыльником, язвительно отзывался о её якобы сомнительных способностях на ниве минета, а она в это время сосала, и то, как назвал её скрипачкой. Даже про оркестровую яму вспомнил.

Вспомнил он о том, как драли они её с Олегом и в хвост, и в гриву — сначала по очереди, после хором. И о том, как посреди ночи к ним пришел сосед с собакой, и Борису захотелось экзотики. Как огромная псина покрывала Ирину, а они смотрели и ржали, словно табун веселых лошадей. Как кто-то из соседей вызвал наряд милиции, и Борис предлагал пэпээсникам свою юную гостью. По рублю. Потому что у всякого уважающего себя мента, по его мнению, должен быть в кармане рубль. Как было всем весело и хорошо.

Всем, корме Ирины. Она плакала, она умоляла пощадить её, но...

— Вспомнил? — зло спросила Ира.

Борис виновато кивнул.

— И знаешь что? — продолжила она, — Я рада, что так случилось. Потому что ты, старый пердун, открыл мне глаза на суть вещей вообще, и на тебя в частности. Так вот, я хочу, чтобы ты знал, как ёбарь — ты никто. То ли дело — дог твоего соседа. Вот кто настоящий, умный, нежный, лохматый и всё понимающий любовник, да и член у него — не чета твоему сморчку. Так что извини, но я ухожу к нему. Мы будем вместе облизывать его щенков. А если ты будешь хорошо себя вести, я, пожалуй, позволю отсосать тебе у пьяной обезьяны...

— Ну, слава яйцам! Я уже начал пугаться, — облегченно выдохнул Борис Игнатьевич и всунул свою голову Ирине внутрь живота.

— Да! Да! Да! — стонала Ирина, — только, пожалуйста, открой глаза.

— Что ты несёшь, дура? Какие глаза?