Рим был ошеломлен смертью герцога Гандийского, но ни одна душа не приписывала убийство его брату. Даже Лукреция ни о чем не догадывалась. Большинство горожан считало, что этот подлый акт совершен политическими противниками дома Борджиа.

Чезаре не чувствовал никакого раскаяния и уехал в Неаполь на коронацию вполне счастливым. А Лукреция была вынуждена снова полагаться на силу мужа. Увы, он не удовлетворял ее страстную натуру и в конце концов стал ей противен. Несколько месяцев спустя Родриго расторгнул брак дочери с Джованни Сфорца, обвинив его в импотенции. Об этом столько писали и говорили, что молодой аристократ обиделся и в ответ публично обвинил семейство Борджиа в кровосмесительстве.

Лукреция немедленно удалилась на полгода в монастырь Сан-Систо на Аппийской дороге, чтобы избежать скандалов, потрясающих Рим, и соблюсти приличия, диктуемые ее высоким положением. Приезжую поселили в отдельную келью.

Вначале Лукреция была довольна спокойной жизнью вдали от суетного мира, в котором чувствовала себя, как на вершине вулкана, готового вот-вот взорваться. Но, привыкнув к бурной интимной жизни, она стала невыносимо тосковать по ласке. Несколько месяцев спустя здесь, за непроницаемыми каменными стенами, она подружилась с молодой послушницей. Карлотта учила Лукрецию плести корзинки и вырезать из дерева различные фигуры. Они хорошо ладили, и вскоре Лукреция заметила, что неискушенная, наивная Карлотта просто боготворит ее. Оказалось, что девушка, никогда не имевшая любовников, тяжело переносит затворничество. Она ощущала в себе потребность, сути которой не могла понять, хотя по ее сумбурным объяснениям Лукреция быстро распознала

причину: девушка переживает чувственную лихорадку.

Привлекательная, черноволосая Карлотта волновала Лукрецию. Удовлетворяя явное любопытство подруги, она во время прогулок кое-что рассказывала ей о своей интимной жизни. При этом всегда преувеличивая жестокость мужчин, представляя их как бесчувственных животных.

- Я бы не вынесла такого бесцеремонного обращения с собой, - сказала Карлотта однажды утром, прогуливаясь с подругой вдоль речушки, заросшей лилиями. - Это было бы ниже моего достоинства.

Лукреция осмелела.

- Да. В выборе между мужчиной и монастырем я бы предпочла уединенное существование в этих стенах. Но, к счастью, две женщины могут утешиться друг с другом.

Девушка удивленно подняла тонкие брови.

- Как? Вместо мужчины?

- Да, Карлотта. Женщины такие нежные и чуткие, а мужчины в акте любви думают лишь о своем удовольствии.

- Но...

- Послушай, милая. При всем уважении к игуменье и к индивидуальному праву на выбор своей судьбы любая женщина, которая запирается в келье, проявляет страх перед миром и собственной природой. Вера в Бога этого не оправдывает. Посмотри на здешних монахинь. Большинство из них безобразны и глупы, они не знали и никогда не узнают настоящего счастья.

Она взяла Карлотту за руку.

- Но ты не такая. Ты прелестна, полна жизни и рано или поздно вырвешься к свету, как птица из клетки.

В глазах девушки показались слезы - столь искренней была ее благодарность Лукреции за добрую надежду.

- Знаешь, мне очень этого хочется, - сказала она.

- Я даже начинаю жалеть, что попала в монастырь.

- Крупицы радости можно находить и здесь, - сказала

Лукреция. - Мы обе в тупике неудовлетворенных желаний. Давай помогать друг другу.

- Но как?

- Мы заменим мужчиндруг для друга. Эти безумные слова поразили девушку в самое сердце, хотя она давно ждала их.

- Я... я не знаю, как... И потом, я не уверена, что это...

- У нас внутри есть глубокие колодцы чувств, которые недостижимы для других, - перебила ее Лукреция. - И только мы можем черпать из них наслаждение, которое сильнее любого отчаяния, - она нежно и настойчиво смотрела на подругу.