Байки о любви. История третья

ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ. Рассказывает Лена:

- Все началось, когда Славик пригласил меня на день рожденья. Кроме меня, там было еще 4 мальчика и 3 девочки. Нам было по 18.

Вначале было очень весело. Мы, естественно, кушали, потом старшее поколение ушло, чтобы нас не смущать, и мы танцевали. Вначале все было довольно прилично, но потом выпитое шампанское ударило в голову, и мальчики стали вовсю кокетничать с нами, девочками.

Не заигрывал с нами, кажется, один только Слава. Он был вообще странным: не матерился, не флиртовал с девочками, говорил всегда сдержанно и очень правильно, как по книге, но в то же время не был и «заучкой»: в нем чувствовалась какая-то сила, и его побаивались. Собственно говоря, он не раз давал сдачи всем забиякам. Его считали «чокнутым» и за глаза не принимали всерьез, хоть я подозреваю, что девчонки таким образом просто мстили ему за отсутствие внимания с его стороны.

...Под конец наших танцев в чьих-то пьяных мозгах возникла идея играть в карты на раздевание. Все с визгом согласились, и Слава не возражал. Раньше мы не раз играли в бутылочку и пр., и нам казалось, что это – то же самое.

Но с первых минут мы поняли, что это – совсем не то же самое. Собственно, яснее всех это поняла я, т.к. сразу стала зверски проигрывать. Очень скоро я оказалась раздетой до белья, и с ужасом ждала следующей карты. Мне уже было здорово стыдно: хоть я была и не прочь пококетничать с мальчиками, т.е. была нормальной девочкой без комплексов – я никогда еще не при ком не раздевалась, более того – даже никогда еще не целовалась «по-настоящему», не говоря о сексе, который был для меня чем-то пугающе-запретным.

Разумеется, я проиграла снова, и мне пришлось раздеваться. Слава сказал – «может, простим ей?», но его подняли на смех: всем страшно хотелось посмотреть на мое голое тело.

Самое страшное, что я почувствовала, как мне хочется раздеться. И – разделась. Сняла вначале лифчик и играла без лифчика, удивляясь про себя тому, что я сижу с одноклассниками, и у меня – голые сиськи... А потом – пришлось снять и трусы.

Было это так. Я, конечно, снова проиграла, но тут Слава предложил дать мне возможность отыграться, и выполнять желания не по одному, а сразу несколько. Тогда мальчики со своей стороны потребовали: если я снова проиграю – я должна буду не только снять трусы, а еще и раздвинуть ноги и дать себя потрогать везде, где им захочется. Слава стал было спорить... но я взяла и согласилась! Во мне проснулся отчаянный азарт.

Все это привело к тому, что мне пришлось снять трусы, сесть по-турецки – с раздвинутыми ногами, - и дать всем себя лапать. Когда я снимала трусы, мне хотелось плакать от стыда. Мне это казалось очень унизительным. Но как только я осталась голой, все громко завизжали, захлопали, стали восторгаться, говорить, какая я красивая и т.д., и я вдруг с удивлением ощутила в себе приятное, даже сладкое чувство. Я села так, как они требовали, с удивлением глядя на свое голое тело – мне не верилось, что это – я, голая среди одноклассников!

И тут мальчики начали меня лапать. Они сами немного стеснялись и прикрывали стеснение развязностью. Вначале они трогали меня сверху – довольно нерешительно, надо сказать, - а потом осмелели, стали гладить мне соски, один даже прижался к моей груди с блаженной улыбкой... потом полезли ниже – и принялись изучать мою письку. Они требовали, чтобы я отвечала на их вопросы – как что называется, причем матом; всех это страшно веселило. Мне тоже это стало казаться очень веселым, а главное – от прикосновений меня просто бил ток, я никогда не думала, что это так приятно! Каждое прикосновение к голому телу вызывало дрожь, мне хотелось, чтоб меня облапали всю, с ног до головы! Прикосновения к груди заставили меня застонать. «Что, запела, птичка? – сказал Ромка, самый нахальный мой ухажер, - а что ты споешь, если так?» - и начал лапать мне письку. Я хотела сжаться, чтобы он туда не проник – но мне раздвинули ноги пошире, я потеряла способность сопротивляться – и только смотрела, как несколько мальчишеских рук шарят по моим гениталиям.

Это было так чудовищно стыдно и приятно, что я задышала, как после бега. Внутри у меня зашумели теплые волны, очень скоро они стали горячими, стали обволакивать меня скользящей пеленой... «Люди, она мокрая! Смотрите!» - и Ромка стал всех трогать рукой, испачканной в моих выделениях... «Какая у нее писька волосатая... Если побрить – будет настоящая блядь...» От этой мысли – что меня могут насильно побрить – во мне произошел какой-то взрыв: горячая волна вдруг закипела, выплеснулась куда-то... и из меня вдруг против желания полезли крики и стоны, а из письки потекло.

«Смотрите! Кончает! Кончает!» - закричали пацаны. Я металась и маялась под их руками; из меня будто бы насильно источилась страшная сладость, от которой хотелось умереть... Было невозможно стыдно – стыд был настолько чудовищен, что стал приятным... Руки на моей письке пронизывали ее разрядами тока – и из меня лилась и лилась сладкая, ослепительно блаженная волна... Я стала задыхаться, мне хотелось, чтобы меня схватили, мяли, унижали, как тряпичную куклу, чтобы мою письку растерзали на клочки, - стала выгибаться и подставлять свою письку снующим по ней рукам. Меня схватили за грудь, за попку, в письке стали хлюпать мокрым месивом, которое лилось оттуда – и я почувствовала, как меня уносит вторая волна – еще более сладкая, смертельно, невыносимо приятная. Забыв обо всем на свете, я кричала вовсю... Меня покинули все мысли, я осталась голой самкой, состоящей из одних гениталий...

Все остальные смеялись, будто это была классная шутка. Потом, когда я кончила – ко мне вернулся разум, и я стала осознавать, что произошло только что... Мысль об этом была настолько чудовищна, что я закрыла на нее глаза, не впустив в себя. Мне предложили играть дальше; но если я проиграю – мне побреют письку, «чтобы я была настоящая блядь». Я чувствовала острое наслаждение от риска; к тому же было какое-то странное удовольствие в том, чтобы быть «блядью» - униженной, распутной и бесстыдной; я почувствовала это впервые в жизни. Это удовольствие было темным, холодным и было похоже на радость от возни в луже, в грязи, которую я испытывала когда-то в детстве.

...Конечно, я снова проиграла. Меня уложили на кровать, принесли бритвенные причендалы, крем... Я лежала голая и думала: сейчас меня будут брить ТАМ... Эти мысли сладко терзали меня, и ослепительная волна была готова хлынуть из меня в третий раз. Наконец мне раздвинули ноги, стали мылить мне всю промежность, задевая письку... я снова громко застонала, а Ромка, пацан, который брил меня, положил руку мне на письку, покрытую толстым слоем мыльного крема, захлюпал в ней – отчего волна во мне подползла к самому-самому последнему краю и готова была сорваться в бездну, - и спросил: «что, тебе так нравится, да?» Я стонала и виляла бедрами... «Ну нет, блядь, потерпи, вот побреем тебя, тогда и будешь кончать» - сказал Рома, ухмыльнулся и начал брить меня.

Бритье было страшной сладкой пыткой: я была на грани оргазма, и прикосновения к письке все время подталкивали меня к нему... А тут еще и другие пацаны лапали меня за грудь, крутили соски... Наконец меня побрили, вытерли, и Ромка сказал:

- Если отыграешься – твое счастье; проиграещь снова – выебем тебя. Такую блядь, как ты, нужно ебать!

У меня в груди екнуло холодком. Я понимала, как страшно то, что он говорит – но мне до смерти хотелось этого!!! Я поняла, что он прав, я оказалась самой обыкновенной блядью... меня одолела сладкая, черная ненависть к себе, я подумала: раз я такая – так мне и надо... кроме того, страшно хотелось кончить, просто невыносимо, а ласкать себя при всех я не могла... И я согласилась!

...Но тут прозвучал голос Славика:

- Этого не будет.

Его начали высмеивать, заулюлюкали... вдруг мне стало страшно – по-настоящему: я вдруг увидела в своих одноклассниках,которых знала с пеленок – диких зверей. Славик повторил:

- Этого не будет. – И добавил: - А ну-ка, сексуальные маньяки, - по домам! День рождения окончен! Карнавала не будет!

И – стал ОДИН всех прогонять. Пацаны, конечно, полезли в бутылку, и Ромка прежде всего, - но Славик взял его за локти и вывел в коридор. Оттуда я услышала его голос: «Через 2 минуты здесь никого не должно быть, или я иду к соседям, а от них звоню в милицию».

Всех как ветром сдуло. Осталась одна я – голая, дико возбужденная, с мокрой писькой. Я, конечно, не могла уйти вместе со всеми... Я была поражена поведением Славика, каких-то остатков разума мне хватило, чтобы понять, от чего он меня спас и чем рисковал...

Я лежала, как не в себе. Мне не хватило ума одеться, пока в комнате было пусто – но мне и НЕ ХОТЕЛОСЬ одеваться... и я с ужасом ждала, что будет, когда Славик вернется... как и о чем мне с ним говорить...